– Клянусь честью отца, что не знаю никакой Изольды Брюховецкой! – Закричал в ответ Байболот и вскочил на ноги. Для пущей убедительности он изо всех сил вытаращил глаза, но они как были узкими, так и остались, а потому не произвели впечатления на оппонента. – Я ни слова вам не наврал! Вероятно, ваш президент посчитал, что только вы поможете мне отыскать родственников по материнской линии!
– Но в таком случае, не вы мне должны стать надеждой и опорой, а я вам! – Парировал пан Людвик.
– Меня это устраивает. – Уже спокойно ответил азиат и снова уселся в кресло. – И поймите правильно – я пока ещё не слишком хорошо знаю польский и мог в своём рассказе что-то напутать. И я знал, что вы можете мне не поверить, а потому вот.
Байболот протянул Смыку напечатанной на казённой бумаге письмо с подписью и печатью президента.
– Разве эта ваша Изольда Брюховецкая смогла бы состряпать подобный документ?
Инспектор быстро прочёл письмо, какое вполне можно было счесть рекомендательным и в то же время оно содержало в себе просьбу оказать содействие Урукбаю уулу Байболоту в поисках польских родственников.
– А потом я решил, – Сказал азиат, дождавшись, когда письмо будет дочитано Смыком до конца. – Что у вас и без меня дел по горло и будет неплохо устроиться с вашей помощью в полицию и лично провести расследование. Вначале следует выяснить, кто из быдгощских Агнешек много-много лет назад улетал с концами в Бишкек и родил там Байболота. А уже потом…
– Довольно. – Заткнул азиата полицейский и ещё раз перечитал письмо. Ошибки быть не могло – гражданин в кресле напротив -протеже президента. И если он хочет стать полицейским, то пусть – ни от кого не убудет. По крайней мере, платить ему зарплату пан Людвик будет не из собственного кармана.
– Кем вы трудились в Киргизии? – Спросил пан Людвик, протягивая Байболоту направление в отдел кадров.
– Скотоводом. – Ответил азиат.
– Отлично. Значит, вы без труда найдёте общий язык с будущими коллегами.
Смык дождался, когда его новый сотрудник покинет кабинет, развернулся в кресле на сто восемьдесят градусов и плюнул в висевший на стене портрет президента Млокосевича. И, спроси его кто-нибудь сейчас, зачем он это сделал, пан Людвик вряд ли бы что вразумительное ответил.
Инспектор напряг мозг и попытался вспомнить, чего ещё такого предсказывала Изольда Брюховецкая с Пловецкой улицы. Было что-то в её рассказе о червонной даме, что попытается морально подготовить его к суициду. Можно было бы себя успокоить мыслью о том, что гадалка представляет собой типичную шарлатанку и мошенницу, но только с пухлым пиковым валетом с раскосыми глазами, в котором отчётливо угадывался Байболот, она не ошиблась. Вернуться бы к Изольде сейчас и спросить, что будет, если червонную дамочку тихонечко придушить в тёмной подворотне, как только она объявится, но вряд ли она, обиженная штрафом, изложит что-то дельное. Правда, никто не помешает раздобрить её угрозой очередного денежного наказания, и тогда она скажет: дави эту гниду, Смык, ничего не бойся. Но когда, спустя время, по городу разнесётся весть о замученной блондинке – а какой ещё цвет волос должен быть у червонной дамы, Брюховецкая первая побежит ляпать языком о слетевшем с катушек инспекторе, на которого следствию стоило бы обратить первоочередное внимание.
– Стало быть, если карты не врут, то ничего хорошего и Изольду в Быдгоще не ждёт. – Резюмировал Смык. – А если она не только грамотно предсказывает, но и сильна в логических цепочках, то ищи её теперь свищи по всей Польше. А ещё, вспоминается, она трепалась о каком-то тузе, но о нём я поразмыслю позже.
