Читать онлайн Ютта Гладкая - Непрощённые

Небо чуть подернулось еще едва уловимой рассветной дымкой, когда Мэйр почувствовал, что наконец-то сыт. Он, брезгливо поморщился и отошел от растерзанной туши подросшего поросенка. Краем уха шенни слышал осторожный крадущийся шаг юных волков, которые терпеливо ожидали до этого момента окончания его трапезы. Еще чуть-чуть и можно будет услышать возбужденное поскуливание. Наелся – уходи, дай другим поесть. Зря что ли серые однолетки почтительно сопровождали шенни всю охоту. Не впервой им идти за умелым и сильным хищником в расчете на часть добычи.

Беззлобно рыкнув, Мэйр скользнул в кусты, и тут же полянка наполнилась звуками дележа: рычанием, нетерпеливым взлаем – обычной возней волчьего молодняка у накрытого стола.

На сытое брюхо спешить к Жабьей скале, домой не хотелось. Далеко в этот раз увлекла Мэйра погоня за резвым кабанчиком, который неожиданно ускользнул из под первого, казалось бы, точно рассчитанного удара. Пришлось догонять. А кабаненок, почуявший опасность, ох как бывает быстр. Совсем вымотал.

Можно было, конечно, завалиться и вздремнуть тут, в распадке… Но трудно отучить себя от привычки спать только после Перехода. Хоть и знаешь, что никто не посмеет тебя потревожить, а случайного чужака услышишь еще задолго до того, как он на тебя напорется. Однако, что-то заставляет всегда возвращаться в старую охотничью хижину под Жабьей скалой и засыпать там спокойно за хлипкой дощатой дверью.

Вздохнув и оглядев напоследок глухой и темный распадок, который окружал густой молодой ельник, Мэйр потрусил в сторону дома. Сытые и размеренные мысли текли в такт его движению.

Охотиться становилось все сложнее последнее время. Приходилось отходить все дальше от дома. Зверь уходил глубже в чащобы, отдаляясь от удобных для охоты предгорий. На памяти Мэйра так далеко вниз зверье не спускалось раньше. Даже во время недавней Большой войны такого не было. Места тут дикие, неинтересные людям, да и племена шенни предпочитали охотиться южнее, ближе к Красным долам. Словом, полное раздолье для кабанов и оленей.

Мэйра вдруг передернуло. Где те племена и что теперь Красные долы? Одна большая могила для шенни с Рассветного перевала. Названные так из-за густо растущей вдоль склонов буроватой жесткой травы, теперь эти долы стали красными от пролитой там крови. И хоть и не видно, но много там ее, очень много.

Горечь вновь наполнила его душу до краев. Да, она появлялась уже чуть реже, чем вначале, когда Мэйр только вернулся на Рассветный перевал. Тогда этот кисло-горький, рвотный привкус отчаянного сожаления преследовал его почти всегда, отравлял еду, воду и воздух. Со временем горечь отступала, лишь иногда напоминая о себе. Как сейчас.

С кем он вел этот бесконечный диалог, Мэйр и сам не мог сказать. Люди называют это совестью. Может, так оно и есть. Вождь Вождей Старших – Тхоори – о совести не говорил, а говорил, все больше, о долге. Перед всеми племенами и перед собой. Мэйр не верил в чувство долга. За годы его странствий, он понял одну простую вещь: чувство долга – это прикрытие для тех, кто им торгует. А те, кто покупает его, зачастую платят слишком дорого. Людское понятие совести честнее и понятнее. И торговать ею сложнее все-таки. Не слишком ходовой товар.

Для племени хорошо то, что нужно именно этому племени. А не какое-то чувство долга, которое вдруг стало одно на всех. И которое, быть может, ему вовсе не нужно. Где было чувство долга Вождя Тхоори, когда все малочисленные окунские Старшие племена были просто брошены в топку имперского наступления? Никто не ответил на зов оставшихся почти без защиты женщин и молодняка.

Лучшие воины шенни и других Старших были собраны заранее и уведены в далекий северный Гифон. Защищать власть и тщетные надежды на победу Вождя Вождей. И ведь пошли же они, сами пошли, оставив свои земли. Наслушались речей горячих и обещаний пустых. Поверили. Да и как тут судить? Не было никогда такого, чтобы Старшие племена собирались в единую армию. Нужды не было. А, стало быть, и знать как оно вернее неоткуда. Только что доверять словам и убеждениям хитрого и сильного вождя десмов Тхоори.

Кто вообще мог придумать, что шенни смогут объединить силы с лихтами или латарнами, чтобы защищать свои земли? Что десмы встанут на защиту долин и холмов шенни, если их стихия – скальные утесы. И земли и охотничьи угодья у всех свои. И их союз строится на том, что всем Старшим нечего делить. Боги поделили все заранее, мудро и по справедливости. Старшие – не люди, они все разные.

Только вот чувство долга, видимо, общее оказалось.

А Мэйр, выходит, отказался его покупать для себя. И вот теперь на Рассветном перевале не осталось ни одного шенни, кроме него самого. Может и впрямь стоило уйти со всеми. Как все. А не бродить в одиночестве, сгибая плечи под гнетом памяти и вины.

Ведь даже зверь уходит отсюда глубоко в леса.

Мэйр задумался и не заметил, как взошло солнце. День обещал быть жарким, стоило поторопиться. Не слишком приятно бежать пусть даже по лесу, когда сверху припекает. Не для шенни такая погодка, все-таки.

Стараясь укрываться под навесом листвы, Мэйр бесшумно ступал по мягкому дерну. В поисках тени, он немного увлекся и забрал правее, оказавшись чуть ближе к Дримгорской дороге, которую старался, как правило, избегать в своих походах. Ни к чему без лишней надобности приближаться к людям, их дорогам, селениям, и, упаси Боги, к крепостям. Да и вообще – к людям. Горечь Большой войны выжигала души не только Старших, но и очевидно – людей. Потери еще не оплаканы, а ярость еще тлеет под легким налетом пока недолгой мирной жизни, будто под пеплом на неостывших углях. Дунь слегка и вспыхнет.

Не то чтобы дорога к селению Дримгор и крепости наместника была сильно оживленной, однако, лишний раз приближаться к ней не хотелось. Мэйр уже собирался повернуть налево и углубиться дальше в лес, как неожиданно его ноздри уловили запах крепкого лошадиного пота, перепрелой соломы и дегтя, которым смазывают колеса. По дороге двигалась селянская повозка, не иначе. Ну и пусть себе катится. Шенни было двинулся дальше, но неистовый и полный отчаянного страха крик заставил его остановиться. А потом и повернуть назад.

Крик, захлебнушись, сорвался на самой высокой ноте. При этом никакого другого шума, звуков схватки, испуганного лошадиного ржания слышно не было.

Огромными прыжками Мэйр несся к дороге, влекомый непонятно какими чувствами. Он и сам бы не мог ответить себе зачем. И только уже совсем близко от дороги он сумел уловить еще один, весьма знакомый и очень недобрый запах…

Бончак стоял над окровавленной мертвой лошадью и жадно лакал кровь, бьющую фонтанами из разорванных шейных жил. Под повозкой селянин с побелевшим лицом зажимал ладонью рот женщине, которая видимо и кричала в ужасе, когда бончак с одного прыжка из кустов покончил с лошадью, почти оторвав ей голову. Издали бончака можно было принять за огромного пса, если бы не темная косматая грива, надежно закрывающая шею и широкую грудь, и непомерно широкие, для собаки, челюсти.

Тварь не торопилась, и люди ее не беспокоили. Пока, во всяком случае. Уйти, сбежать, чтобы бончак не заметил, было невозможно, не говоря уж о том, чтобы защититься. Уж кто-кто, а Мэйр это очень хорошо знал. Бончаки когда-то были серьезной угрозой его племени, не желая делить охотничьи владения с шенни. Но потом как-то повывелись, не без нередких схваток, конечно. И вот опять, значит появились. Ну правильно, богатые дичью земли привлекательны для любого хищника. Особенно, когда прежние хозяева ушли. Вот только бончаки – просто звери, и не слишком будут разбирать где какая добыча. Что на четырех, что на двух ногах.

Ветер шел на Мэйра и бончак пока не мог учуять шенни. Он был слишком увлечен добычей, чтобы и услышать его. Мэйр подобрался и замер. Гривастая мощная шея хищника бугрилась мышцами под плотными жировыми складками. Поди прорви такие с одного удара. Там, где затылок перетекал в шею – уязвимое место – у бончака бурая грива была столь густой, что любые клыки застрянут. Зрелый, опытный зверь, оставлять ему шанс на ответный удар никак нельзя.

Можно, правда, еще развернуться и уйти.

Бончак довольно фыркал и урчал, вгрызаясь огромными клыками в свежую, сочащуюся теплой кровью плоть. Отрывая целые пласты мышц, он глотал их с жадностью. Широко расставленные мускулистые задние лапы подрагивали. От удовольствия, не иначе. Здоровый, хорошо проголодавшийся хищник. Мэйр мог понять и этот голод и это удовольствие. Но вот только он бы сам ограничился только лошадью. Да и то от большой нужды.

Во время Большой войны вовсю ходили слухи, что Старшие не брезгуют людей жрать. Вот уж чего не было точно. Во всяком случае, Мэйр в это сильно верил.

Плотные ляжки бончака навели его на мысль. Куцый хвост зверя ничуть не прикрывал гостеприимно открытый пах. Одним прыжком Мэйр вынырнул из кустов и почти проехав брюхом по земле влетел между задних лап бончака, одновременно переворачиваясь на спину, чтобы одним ударом когтей распороть незащищенный мягкий живот. Нет ничего страшнее продольного удара задних лап огненного кота. Удара с оттягом, рвущего плоть кровавыми бороздами.

Бончак взвыл, на морду Мэйра хлынула обжигающая кровь, запах вскрытого нутра сводил с ума. Это и подвело шенни. Он чуть замешкался, когда выскальзывал из под живота зверя, и чудовищные клыки бончака успели таки рвануть ему загривок.

Мэйр зашипел и откатился в сторону, глядя как бьется в агонии бончак.

Из под повозки на все это действо смотрели онемевшие в ужасе селяне. Для них-то просто два опасных зверя сцепились за добычу, и вот-вот победитель примется и за людей.

– Эгей! – совсем рядом раздался басистый оклик и послышался тяжелый конский топот. – Что тут за тьма творится?!

Морду заливала кровь и, вздрагивая от боли, Мэйр попытался разглядеть кого еще принесло на эту обычно пустующую и вполне мирную дорогу. С людей станется от страха пришибить и другого зверя, тем более раненого.

Но запах он узнал. Тино – трактирщик, из бывших воинов, героев Большой войны. Получив награду за доблестную службу, он отчего то осел в тихом Дримгоре и выкупил старый трактир. Раздобрел, отрастил пузо, повесил над очагом свой знаменитый длинный лук. Не сказать, что вложение в заведение было успешным, но зато давало самому Тино возможность выпивать с гостями, зачастую за свой же счет, и травить байки о войне. В байках он был мастером непревзойденным и умел красиво вплести цветастый вымысел в жестокую правду. Война в его историях была и страшна и доблестна, но главное – исполнена самого светлого смысла, за который и помереть не зазорно.

Человек, однако, он был разумный и не склонный принимать поспешные решения.

Мэйр перешел, торопясь, пока не взялись за оглобли – убивать окровавленное чудище. Пошатнулся и осел на колени, так и остался пока сидеть в пыли.

– Вот так явление, – буркнул Тино, слезая с серого ладного мерина. – Ээрмэйр Резчик спасает невинных селян от… кого там?