В какую-то минуту внимание матроса привлекло что-то странное, происходящее на баке корабля. В отличие от многих своих собратьев он не отличался суеверностью и его едва ли можно было бы испугать выдуманной чертовщиной. Он иной раз сам любил подтрунивать над суеверными товарищами. Но сейчас происходило нечто загадочное, необъяснимое. Нет, никаких странных звуков оттуда не доносилось, но тем не менее матрос пригляделся внимательнее. Что за наваждение? На месте привычного бушприта он увидел вытянутое вперёд тело мальчика с разведёнными в стороны руками. Он даже разглядел его развевающиеся космы иссиня-чёрного цвета. Тело его в неверном свете луны отливало медью. Матрос от неожиданности перекрестился и протёр глаза. Страха он не испытывал. Тут было совсем другое. Он пытался понять: куда подевался бушприт? Не могло же его сорвать и унести в океан. Но и каким образом его место заняло тело мальчика, тоже оставалось непонятным. И ещё: каким образом он удерживается в этом положении и не падает? Даже самый подготовленный гимнаст едва ли способен удерживать себя на кончиках пальцев ног, уже не говоря о том, что тело мальчика оставалось недвижимо долгое время. Матрос отвёл глаза в сторону, чтобы развеять сомнение, но вернувшись к прежней картине, заметил, что мальчик не исчез, а продолжает находиться в том же положении. Он не прилагал никаких усилий, чтобы сохранять принятое положение, как если бы это было деревянное изваяние. Но всем, кто находился на судне была знакома чуть ли не каждая деталь и матрос никак не мог ошибиться. Всё было реально, как и то, что он держит штурвал, а за бортом бьются волны.
Идти куда-то матрос не мог, оставив штурвал и ему оставалось единственное: следить что же произойдёт дальше. Он ни на секунду не отвлекался, но всё одно он проглядел тот момент, когда мальчик исчез и на его месте был бушприт. Он был в том же виде, в каком уже матрос привык его видеть. Что это было? Об этом происшествии матрос предпочёл промолчать кто знает, как воспримет экипаж его слова. В свободное же время матросы драили палубу, проверяли состояние такелажа. Ничего необычного не происходило на борту шхуны: день сменялся ночью, ночь в свою очередь днём.
Как-то в один из погожих дней дочь Моррисона вышла на палубу одна. Может быть Элис задремала и осталась в полном неведении, дело не в этом. Как и в других случаях, судно окутал туман. Это было удивительно, но так никто не мог найти логического объяснения данному явлению. Выйдя на палубу, она повстречала мальчишку, сидящего на палубе, скрестив ноги по-турецки. Ей стало интересно: а что он здесь делает и почему до сих пор она его не встречала. И она подошла к нему. Любой человек в этом случае поднял бы голову, хотя бы для того чтобы узнать: кто это может быть и что ему нужно. Но мальчик оставался недвижим, как восточные монахи во время медитации, когда они погружаются в одни им ведомые глубины сознания и реальности.
– Привет, – обратилась девочка к нему. В ответ полное молчание, только звук бьющихся о борта волн и хлопки парусов под дуновением ветра.
– Мальчик, на приветствие надо отвечать приветствием, – с ноткой обиды в голосе девочка попыталась вызвать ответное движение. Но вместо ответа мальчик встал на ноги и, не произнося ни слова, направился в сторону юта. Девочка решила не отставать. Когда до фальшборта оставалось не более двух шагов, кто-то из матросов успел заметить девочку и избежать её гибели.
