– Держишь позу?! – нервно проговорил Томас. – Да, надо приучаться к хорошим манерам. Ты вилкой и ножом то хоть умеешь пользоваться или показать?
И он легко оббежал стол, встал сзади у неё за спиной и демонстративно схватив её за кисти рук, стал всовывать в ладошки вилку. Анни вырвала руки и стукнула кулаком по столу. Он отошел, напыщенно разведя руки в стороны.
– Сюда будут приходить различные люди, не твоя голытьба, с которой ты общаешься. И ты должна научиться хорошим манерам, чтобы не опозорить папика.
Анни пожалела о тех словах, которые слетели у неё с языка:
– Я думаю, что на твоем фоне, я буду смотреться даже очень неплохо! Хуже, чем ты, его уже не опозорить.
Он нервно и натянуто рассмеялся.
– Ко мне уже все привыкли, я из их общества, чтобы ни делал, я им все равно буду родным, а вот ты… всегда как под увеличивающим стеклом, как бактерия, на конце иголки!
– Ну, если тебя не очень беспокоит мнение окружающих и это не мешает тебе комфортно жить, почему я так не могу? Не обращать внимание на мнение окружающих!
– Тебе то, конечно, все равно, а вот папику?! Это его сейчас прельщает твоя смазливая физиономия и упругая грудь, а пройдут дни, дни, даже не месяцы и каждый из окружающих начнет описывать твою невежественность и плебейское происхождение, ну …ты же учишься, знаешь, что количество перерастает в качество!
– Нет. Здесь прямо за столом я наблюдаю совершенно противоположные законы. – отпарировала она и сделала паузу.
– И это какие же?
– Какие? Ну хотя бы …что количество благ, которые сваливаются на человека при его знатном рождении, не превращают его в цивилизованного индивидуума общества. А скорее наоборот, индивидуум деградирует в звериное состояние, со звериными инстинктами и повадками. И этот индивидуум сидит сейчас прямо напротив. Лязгает зубами, как волк и несет гадости, как оскалившаяся гиена.
– Ты. Кукушка, выбирай выражения! А то я выпорю тебя на конюшне, как последнюю блядь. А ты еще хуже. Свою блядскую натуру прикрываешь дипломом врача! И готова ради денег подкладываться под любого старикана.
– Может я и кукушка, по-твоему, тогда должен знать народную мудрость, что ночная кукушка, дневную всегда перекукует. Это ты начни контролировать свои слова. А то накукую отцу, наследства лишит и из дома выгонит. Ведь у нас и свои дети могут быть, ты не подумал?
У Томаса стали на лице играть желваки, а рука нервно сжимала и разжимала нож в руке. Анни даже показалось, что быстрое движение и этот столовый прибор вонзиться ей в горло. Но она потрудилась с имитировать снисходительную улыбку, чем еще больше подлила масло в огонь.
– Осторожно, кукушка. А то папику завтра сообщат, что нашли тело неизвестной женщины в какой-нибудь канаве. И труп могут не опознать. Если я еле терплю твое присутствие в своем доме, я не собираюсь терпеть твою спесь!
– И я тоже. – и размахнувшись, Анни выплеснула ему чашку кофе в лицо.
Он подскочил и рванулся к ней. Она усилием воли, сжав зубы, заставила себя по-прежнему остаться сидеть на стуле. Только коленки и руки задрожали мелкой дрожью. И она их спрятала под стол. Его руки сзади схватили её за плечи. Она приготовилась к худшему.
Он был взбешен, но прекрасно понимал, что, если у супруги его отца останется хоть малейший след на теле от его домогательств, это будет его последний момент пребывания и в доме отца и в его жизни. Он давно ходил по краю пропасти, сам удивляясь терпению родителя. Его руки ослабли, и он снова схватил Анни за грудь. Как ужаленная кошка она, извернувшись, вскочила. Перед ним только мелькнули её разъяренные глаза и дальше он только отмахивался от её ударов. Она исхлестала ему все щеки, била кулачками по груди, и схватив из вазы цветы, стала обрушивать весь цветочный водопад ему на голову. В стороны только отлетали лепестки и ветки. Он успел схватить её за руки, но она стала кусаться. Вывернулась. Схватила со стола кофейник и стала им размахивать, попадая ему по рукам. На ковер выливались темные струи кофе.
