Директор выскочил из кабины водителя почти на ходу, не доезжая до столовой, огляделся по сторонам: никого, тихий час, все по корпусам и кубрикам. Спали – не спали, второй вопрос, но территория выглядела вымершей.
«Скорее всего, Степан Петрович у себя, отдыхает. Зайду к нему, хорошо, что райисполком угостил не только водочкой, но и накормил от души», – думал директор, жалея, что опять надо топать по песку. На тропинке, ведущей от моря к дому завхоза, показалась собачья будка, да, что там скромничать, дом малогабаритный с огороженным загоном. Директор знал, что завхоз держит семейство лаек, похоже, у него уживалось не одно поколение одновременно: и молодые, и старые, при хозяине дружелюбные с людьми, но без него страшновато подойти к жилищу, хотя ясно, что они не перескочат загородку вчеловеческий рост.
– А вы познакомьтесь с вожаком, вот он, Нордом зовут, – стоял у забора и улыбался Степан Петрович, – я щас представлю вас, пусть понюхает, вот потрите руки ветошью, если курили или алкоголь был, лучше не дышите на него: терпеть не может…
Завхоз снял с досок старое, высохшее на солнце кухонное полотенце и, предварительно потерев свои руки, протянул его директору, затем открыл калитку в загоне, сказал как-то по-товарищески:
– Норд, ко мне, не ленись, давай, познакомься с нашим вожаком…
Смирнов сделал несколько шагов навстречу немигающим голубым глазам крупной собаки, лохматой, с шерстью, где преобладали стальные и графитовые цвета, поднял руку и замер, не зная, что ему дальше делать и что будет с ним в следующую секунду. Норд обнюхал руку, лизнул кончики пальцев, подошёл и ногам директора и приложился правым боком. Знакомство состоялось, зверь, иначе его не назовёшь, удалился к своей стае. Завхоз продолжил разговор:
– Сегодня-завтра хотел всё семейство вывезти на ближайший остров, раньше сопротивлялись, а щас привыкли, привожу им объедки из столовки – раз в сутки, много еды, особенно костей от первого блюда, остаётся, довольны псы мои. Жена кое-что для них запаривает: то свёклу, то морковь, в общем, витамины даём. Хорошая, добрая порода, очень любят детишек, но так спокойнее, когда они на острове. А зимой с ними сподручнее… Я вот стою, с час уже жду вашего приезда, что-то припозднились вы: щас Вовке попадёт от сестры-хозяйки, продукты придётся без учёта и перевеса складывать на лёд. Иначе беда, жара-то уже летняя… Да, только что ушёл от меня Константин, есть информация. Виктор Сергеевич, проходите в дом, жена кваском угостит…
– Кто такой Василий? – выпалил Смирнов. – Послушай, что мне передали на станции, только для тебя, сказали, ты поймёшь суть: Василия нашли мёртвым на стройке, подробности неизвестны…
– Боженька праведный, да что же это делается… – Степан Петрович побледнел, трясущейся рукой полез в карман за папиросами, вынул руку, стал хлопать по второму карману, понимая, что курево осталось в доме, – это беспредел, Сергеич, беспредел. Василий – старый, больной человек, правда, всю жизнь числился авторитетом в лагерных зонах на северах. Кличку имел Бугор, но не знаю, вор ли он в законе… Чуть не умер от туберкулёза, последнее время жил на базе отдыха комбината, но авторитет его уходил словно песок в песочных часах… Выходит, даже на этой паршивой стройке уже ничего не мог сделать, чтобы обезопасить наших детишек. Ох, Василий-Василий, прости… Ведь это я упросил его, больного, поехать на стройку, к их авторитету. Вот они его и убрали…
