На обед шли всей ватагой. «Одни начальники идут, – смеясь про себя, подумал Костя, – местное политбюро…»
* * *
– Костя, Костя! Тебя кто-то просит подойти к воротам, – мальчишка нёсся, видимо, сильно, раскраснелся, штормовка распахнута, на носу – очки в тонкой круглой оправе. «Типичный очкарик», – механически подумал вожатый, а вслух сказал:
– Ты от ворот, кто там дежурит?
– Рабочие по столовой, а мы рядом оказались, на футбольном поле…
– Хорошо, забирай ребят – и в отряд: в столовую надо ходить вовремя, чтобы вас не ждали… – Костя развернулся и не спеша зашагал через футбольной поле, стараясь поменьше черпать спортивными тапочками песок. Справа от массивных дверей на воротах, обитых двойной струганной вагонкой, на зелёной скамейке со спинкой, сидели двое рабочих, одного из которых он узнал: финн, кажется, по фамилии Хилтунен.
– Тут какие-то кореша хотят видеть Витаса, – сказал финн, на вставая со скамейки, – я бы поостерёгся обниматься с ними: то ли поддатые, то ли обкурились, явно с перебором…
– Что, на территорию лезут? – спросил Константин.
– Чё лезь-то, вон, ниже клуба, по забору, такие дыры, на автомобиле можно проехать, – тихо, с какой-то злостью бросил второй истопник, – детей ухоронить не можем…
– Подстраховывайте меня, мужики, – сказал вожатый и подошёл к воротам. – Слушаю вас, товарищи. – Но засов, массивный, из толстого бруса, выдвигать не стал.
– Мы тя хочим послушать, мужик, – Константин слышал голос, но за двойной обшивкой дверей на воротах человек был почти не виден, – где ваш Витас, который хотел привет передать? Тащи его сюда. Мы сведём с кем надо, чтоб за базар отвечал…
Потом шла такая нецензурная брань, поток каких-то блатных слов и выражений, что Костя немного растерялся, стоял, молчал, не перебивая солирующего зэка. Из всего услышанного он понял одно: физрук назвался Витасом, кому-то передал привет, его услышали, хотят встретиться, но человек, которого он завалил, остался инвалидом на всю жизнь. И за это надо отвечать…
– А ты кто, малой? – спросил второй зэк. – И чё запорами пугаешь, внутрь не пускаешь? Хошь, чтоб мы на моторках к вам причалили, помацали вас малость? Давно ищем свежих да молодых цац…
– А ты не пугай! – голос Константина невольно задрожал. – Мы пуганые! За вас в болотах торчали, с калашами стерегли границу пока вы народ пугали да по тюрьмам вонь плодили… Сам запомни и другим скажи: здесь дети, территория суверенная, мы никого не пустим. И никого не боимся. Точка! А сейчас валите отсюда…
Отошли от ворот на несколько шагов, что позволило вожатому увидеть их в полный рост: парни как парни, среднего роста, худощавые, в каких-то мышино-грязных одеждах, правда, резиновые сапоги заменили на высокие ботинки из кирзы со шнурками. Тот, что выглядел постарше, повернулся к воротам, сплюнул длинной струйкой через зубы, сказал:
– Передай, пионэр: Витаса будут ждать на озере, сегодня, после ужина… Нашего, не вашего, ха-ха-хи-и-и.
В это время к вожатому подошёл Степан Петрович. Он, видимо, шёл лесом, воспользовался проломом в заборе, запыхался, спросил:
– Кто это, Константин, что за люди, что им надо? – по его голосу чувствовалось, как он встревожен, может, даже напуган. – А вы-то что восседаете, как гости? – обратился он к истопникам, – нет бы, встали стеной, дали отпор… Не отсидитесь, если припрёт братва, нейтральных здесь не будет, финн, тебе персонально говорю!
