Неужели, мои молитвы были услышаны, и я попала в Рай?
— Дура. Долбанная дура.
Открыв глаза, я увидела злое лицо Саши. Он навис надо мной, упираясь руками о землю. Соколов был в ярости и дышал так, будто это были его первые глотки воздуха. Его вздымающаяся грудь касалась моей, а губы тряслись.
Я и впрямь дура! Я не умирала! Саша спас меня!
— Больше такого не повториться. Это в последний раз, — рычал он, словно оправдывался за свой поступок. — Это в последний раз. В последний.
Саша был не в себе. Он был диким. Казалось, что это он едва не погиб под колесами поезда, а не я. Так в чем же моя вина?
— «Ненавижу», — одними губами произнес он, и оставил меня лежать на покрытыми камнями земле любоваться звездным небом.
***
Саша покинул станцию, позабыв о гитаре, а я, с трудом передвигая ушибленными ногами, пыталась его догнать. Я не должна была этого делать. Мне следовало оставить его в покое и больше никогда не попадаться ему на глаза, но я снова и снова действовала вопреки логике. Мне нужно было поговорить с ним, как будто это стоило мне жизни. Забавно, ведь своим поведением я показывала, что она ничего для меня не значит. Следовательно, разговор с Сашей был мне нужен больше, чем воздух. Да уж, коварные алкогольные чары заводят тебя в невероятные рамки. Все значительное сравнивается с посредственным: стоять или падать, любить или ненавидеть, смеяться или умереть.
— Саша, стой, — я остановила его у самой калитки, жадно схватившись за рукав его рубашки. — Пожалуйста, поговори со мной.
— Чего тебе?! — фирменный вопрос прозвучал агрессивнее, нежели это было раньше. — Отвяжись!
Какой же он был сложный. То он спасает меня, то не изнемогает от одного лишь присутствия. Почему? Эта неизвестность душила меня.
— Что с тобой случилось? — начала я. — Почему ты злишься на меня?
Его глаза сузились. Превратились в тончайшие щелки, через которые сочилось презрение.
— Я не злюсь, — обрубил он. — Мне плевать на тебя.
— Плевать? Это не правда. Ты только что спас меня.
Саша фыркнул.
— Это была обычная реакция, о которой я сильно сожалею. Не подходи ко мне, Злата, или я собственноручно привяжу тебя к тем чертовым рельсам.
Сколько же ненависти было в его словах. Мне стало ясно — все это не беспочвенно. Есть какая-то причина его неприязни, ибо такая смена настроения не бывает на пустом месте.
— Все из-за моего отказа? — выпалила я, уже не в силах себя контролировать.
— Что ты мелешь?
Ерунда или нет, но меня посетила новая мысль. А точнее тот довод, который выдвигал Сема.
Саша был из тех котов, которых нельзя гладить против шерсти.
— Я знаю, — сказала я, набирая воздуха в легкие. — Ты не терпишь отказы, предательства, поэтому, начинаешь ненавидеть! Только это неправильно! У меня не было выбора, Саша! Вы едва не погибли! Скажи, я права?! Это из-за того случая на дамбе?!
Задрав голову, Соколов нервно рассмеялся.
— Тебе нужно отрезветь, Цветкова! Твои слова — ересь!
— Нет! Я права! — меня накрыла истерика. Ткань рубашки заскрипела. — Скажи, ты ведь не терпишь отказов, так?! В этом все дело?!
Парень смотрел на меня, как на полоумную. С сочувствием.
— Я не твой отец, Саша! Я не предавала тебя! — слова вылетели прежде, чем я успела подумать.
Казалось, его сердце прекратило ход. Мышцы лица задеревенели. Повеяло холодом. Жалкая секунда замешательства, и меня схватили за грудки.
— Не смей говорить о моем отце, — прошипел он. — Никогда больше не позволяй себе говорить о нем.
