– Так, – властно сказала она. – Вы с Алиной идёте в твою комнату. И точка. И точка, – повторила она.
Я не понял, при чём тут знаки препинания, но это меня не особенно интересовало – для того, чтобы понять маму, мне хватало и её интонации.
Алина тоже перестала улыбаться и шагнула ко мне, и тут сердце моё забилось как сумасшедшее, и я сделал два шага назад. Мне даже показалось, что я уменьшился в росте и стал ниже обеих женщин. Моё смущение её не остановило, она подошла ещё ближе, и я почувствовал её резкий запах. Ваниль. Только это был не тот аромат, который обычно доносится из пекарен и от которого текут слюнки. Это был неприятный запах, такой, словно тот, кто делал духи, захотел, чтобы они были ванильными, но самой ванили под рукой у него не оказалось, и ему пришлось придумывать что-то другое. Невольно вдыхая эту отраву, я убрал руки за спину, нащупал дверную ручку, открыл дверь и выскочил за неё, а потом, едва не споткнувшись, вбежал в свою комнату и закрылся изнутри на щеколду. Сердце моё бешено колотилось, и я услышал, как будто со стороны, что очень громко дышу. Я думал, что мама и её гостья слышали моё дыхание, но когда в голове моей перестало шуметь, я заметил, что в коридоре стало тихо. Сердцебиение, однако же, не унималось, и я знал, что полностью успокоюсь, только когда эта ужасная женщина уйдёт.
– Савка, – мама постучала в дверь, и я отпрянул в дальний угол комнаты, к кровати. – Ты ведь уже не ребёнок. Тебе нужно проводить время с девушками. Открой, тебе понравится.
Я очень сомневался, что мне это понравится. Я мало что знал в этой жизни, но я точно знал, что я люблю, а что нет. Мама говорила подозрительно спокойно, но при этом жёстко и требовательно. Я никогда не мог её ослушаться, если не был напуган. Но сейчас я боялся, мои ноги подкашивались от одной мысли о том, что дверь каким-то образом откроется и эта неприятно пахнущая большая женщина окажется у меня в комнате. Я представил, как она подходит ко мне, дышит на меня, нависает надо мной, сдавливает меня своими ручищами, и меня затошнило. Я не понимал, зачем я ей так сильно понадобился, и почему она пришла. Я уставился вниз.
– Уходи, уходи, – шептал я, пытаясь подавить рвотные позывы и смотря на дверь.
Она уйдёт, молчи.
Я затих, стараясь унять дрожь. Какое-то время мама ещё стучала в дверь. Потом я услышал, что она извиняется перед Алиной. Я не разобрал ответа, женщина очень тихо разговаривала, но, по крайней мере, мне стало спокойнее от того, что никто не повышал голос. Я не представлял, что бы со мной было, если бы они обе кричали. Впрочем, меня всё ещё мутило.
Я внимательно прислушивался, но к двери всё равно не подходил. Просто на всякий случай. Мне показалось, что мама открыла ящик, в котором лежали деньги, а потом закрыла его – этот звук я хорошо изучил за двадцать шесть лет. Потом была какая-то возня в коридоре, шуршание одежды и щелчок закрываемой двери. Потом – тишина.
Я догадался, что неприятная гостья ушла, но мне по-прежнему было не по себе. Это чувство возникало всегда, когда я не понимал чего-то важного. К сожалению, это ощущение часто преследовало меня. Оттого мне не нравилось выходить из дома. В своей комнате мне всё было ясно, а там, снаружи, вечно что-то происходило, отчего мне становилось страшно и тоскливо. Вот и на этот раз я опасался, что мама снова кого-то приведёт. Я чуть-чуть успокоился и догадался, что она хочет, чтобы я переспал с женщиной – я всё-таки не совсем идиот. Просто я не понимал, зачем ей это. Даже в фильмах, которые так любила мама, молодые люди и девушки знакомились сами, нравились друг другу, общались и только потом… А эта Алина… Фу. Я не смог бы притронуться к ней даже с закрытыми глазами и заткнутыми ноздрями.
