Попробую осуществить подключение по порядку, оговоренному в документации. В той мере, в какой я успела этот порядок запомнить. Ввожу коды доступа к телесной чувствительности: проприоцептивная – пошла, кинестетическая – пошла, болевая – пошла, осязательная… Активирую остальные блоки восприятия: слух, обоняние, вкус…
Мозг взрывается миллиардами сигналов. Им пока нет названий, потому что я ещё не задействовала участок коры, ответственный за вербализацию. Воспроизвожу код.
Потоки чувственных восприятий смешиваются с потоком слов.
Я лежу на спине, раскинув руки, на чём-то просторном и мягком. Это кровать. Надо мной – деревянный потолок, тёплого светло-коричневого оттенка. К коже ласково льнёт что-то нежное, тонкое: батистовая нижняя рубашка. Каждый кусочек тела живёт своей жизнью. В камере из рёбер, позвоночника и грудины гулко ухает вечный двигатель – сердце. Я слышу присвистывающий шум крови, пробегающей через клапаны. Я чувствую ритмичное расширение и сжатие артерий. По обе стороны от двигателя, в более медленном темпе, вздуваются и опадают мехи: лёгкие. Упругие рёбра послушно смещаются в такт дыханию. Немного дальше, под мягкой передней стенкой живота, с бульканием переливается по трубам жидкое содержимое. Как будто клубок сонных змей лениво переваривает добычу… Клубок змей? Ну, да, почти так: свернувшийся в петли кишечник.
Какая какофония звуков и ощущений! Как люди умудряются сквозь неё разобрать, что происходит снаружи?
Хочу взглянуть на себя. Хочу увидеть своё новое тело. То есть, конечно, не совсем моё, а временно – на ближайший год, по земному времени…».
В уютной спаленке на втором этаже городского дома лежала на постели юная девушка. Был тот таинственный час слияния дня и ночи, когда на горизонте догорают розоватые отсветы скрывшегося светила, а изо всех углов выползают, разрастаясь, тени, чтобы своим движением вдохнуть подобие жизни в неживые предметы. Девушка неуверенно шевельнулась. Она подняла тонкую изящную ручку и поднесла кисть к лицу. Минуты две удивлённо взирала на свою ладонь. Потом медленно села на кровати, свесив ноги. Все её движения, которых она и совершить-то успела совсем немного, казались угловатыми и неловкими, как будто она несколько лет пролежала в расслаблении, а теперь внезапно снова обрела контроль над телом.
Девушка опустила глаза к полу и быстро зажмурилась. Её пальцы вцепились в край кровати, словно она была на краю горного обрыва, а не в полуметре над твёрдой поверхностью. Переждав накатившее головокружение, девушка опасливо приоткрыла один глаз. Затем второй. Дыхание больше не сбивалось, а сердце работало вполне ровно.
Она встала. Решившись отпустить спасительную кровать, решившись распрямить колени, решившись доверить всю тяжесть плоти двум маленьким розовым ступням. О, как рванула её к себе возмущённая такою дерзостью земля! С какою силою тянула к себе земля каждую клеточку, каждый волосок, каждую каплю крови! Девушка пошатнулась, но выстояла, инстинктивно расставив пошире ноги. Земля хотела распластать, намертво припечатать к себе наделённое физической плотностью существо; а существо противопоставляло ей замысловатую конструкцию из костей, хрящей, мышц, сухожилий. Сопротивляясь цепкой хватке притяжения, существо умудрялось даже гнать вверх жидкость по своим многочисленным трубкам: кровь – по сосудам – к сердцу, к мозгу. Да, определённо, существо было если и не сильнее земли, то уж, во всяком случае, не слабее.
