– Ксюша, тебе нервничать…
– Да пошёл ты… я сама знаю, когда мне нервничать, а когда нет. Чапаева, марш на выход! – указав Женьке направление движения чехлом свадебного платья, взвизгнула моя невеста на сносях.
– Ну, что ж ты в самом-то деле…
– Мамочка, пожалуйста, не кричи на папу. Это я во всём виновата! – встав в дверях и раскинув ручки, запричитала, капая слезами на крутящихся под ногами животных, разрыдавшаяся вдруг Женька.
– Здрасьте! Ты-то чего тут мне устраиваешь? – двигая ногой к выходу чемодан на колёсиках, удивилась разъярённая мамаша.
– Папа мне говорил, что свадебное платье перед свадьбой жениху показывать нельзя, что примета есть такая, а я, дурочка несчастная, показала-а-а-а! – рыдал ребёнок, искренне веря в предрассудки.
– Правда, что ли? – теперь уже глядя на меня испепеляющим взглядом, спросила Ксюша.
– Да одним глазом… я и рассмотреть-то толком не успел. Но красивое… точно красивое, – пытаясь заглянуть в глаза любимой женщины, честно врал я.
– Красивое? – неожиданно встрепенулся мой зарёванный ненаглядный ангел. – Ну, так я его тёте Фире отдам.
– Да как… – растопырив руки, показывая объёмы тёти Фиры, пытался урезонить я свою невесту.
– А пусть себе занавески на окна новые пошьёт. Женька, за мной, я сказала!
– Мама, а как же ребята? – обнимая взъерошенных Боцмана и Тимошку, всхлипнула дочка.
– Ребята с нами пойдут. Они у него тут с голоду окочурятся, пока его величество будет по командировкам разъезжать.
Последнее предложение Ксюша злорадно прокричала уже стоя в подъезде напротив двери моей соседки Фиры Самойловны Петровой (по мужу). Я слышал, как этажом выше хлопнула дверь, а где-то внизу по бетону лестничной площадки зашаркали комнатные тапочки. Народ в подъезде жил чуткий и жадный до чужих истерик, ссор и скандалов. Нажать на звонок Ксюша не успела… Дверь широко распахнулась, и квартира № 54 щедро выдохнула в подъезд порцию ароматного, подогретого горячей духовкой воздуха.
– Тёть Фир, пустишь? – уткнувшись в большую тёплую грудь Фиры Самойловны зарёванным набухшим носом, спросила Ксюша.
– Всех? – подозрительно посмотрев на меня, спросила соседка.
– Нет… этот в командировку завтра уезжае-е-ет, – рыдала уже в голос Ксюшка.
– Ну и ладно… а я только пирожки из духовки вытащила, – забирая у Ксюши из рук чемодан, игнорируя единственную в предложении букву «р», громко сказала тётя Фира. И эхо подъезда разнесло эту новость с первого по девятый этаж.
– А с чем, баба Фирочка? – наехав мне на ногу колесом розового чемодана, спросила Женька. – Ребята… ребята, ко мне!
– С тушёной капустой и яйцом, – авторитетно произнёс кто-то из соседей этажом выше.
Последним в квартиру Фиры Самойловны с поднятым вертикально рыжим полосатым хвостом забежал мой личный кот Боцман. Даже не обернулся, сволочь!
* * *
Ночью (впрочем, как всегда в таких случаях) приснился странный сон. Снился мне большой зал с мраморными полами и музыка… Пам-пам-парам-пам-пам-пам… Поняли? Правильно, «Марш Мендельсона». «Браком кто-то сочетается», – дошло до меня. Вижу, в центре зала стоит Фира Самойловна в Ксюшкином свадебном платье бирюзового цвета и придерживает так крепенько двумя руками возле себя генерала Ващука в генеральской парадной форме. А сочетаю их браком я, оказывается. Спрашиваю их торжественным голосом диктора ЦТ, и эхо такое троекратное по залу:
– Готовы ли вы вместе по жизни… жизни… жизни…
