Читать онлайн Александр Архипов - Бог с нами, братья!

Кто-то тихонько поскрёбся в дверь. Мерзко скрипнули ржавые петли, вынимая душу и разгоняя тяжёлый сон. «Дежурный, я же по-человечески…», – вяло подумал мозг. Посмотрел на часы. Три часа сна за двое суток. Маловато. В щель между дверью и косяком протиснулась плоская мордочка в зелёной фуражке. Рот и нос были. Глаз не было. Вернее, там, где они должны были быть, было два тире, как в азбуке Морзе.

– Можна? – шмыгнув носом, спросила мордочка в зелёной фуражке, делая ударение на последнюю гласную, и в комнату самостоятельно шагнул, начищенный до глянца, яловый сапог.

– Можно козу на возу! – рявкнул я, не прицельно бросая в сторону двери стоптанный кроссовок славной фирмы «Адидас».

Взвизгнув, дверь резко захлопнулась, спасая нечаянного нарушителя от ярости не выспавшегося майора. Двух минут хватило, чтобы одеться, кое-как поелозить колючей щёткой по пока ещё своим зубам и плеснуть на мятую после сна физиономию пару кружек воды. Берцы не одевал, носков хватит. Под столом не видно. За дверью послышался приглушённый разговор и топанье. «А вот и служба очнулась», – понял я, уже два раза в мыслях линчевав дежурного по команде. Дверь резко открылась, пропуская вперёд левую руку, с повязанной на неё затёртой красной повязкой, на которой белым по красному серьёзным тоном было написано «Деж.». Коридорное эхо доносило до меня какой-то хрип. Я так понимаю, что правая рука дежурного прапорщика, там за дверью, держала за горло нарушителя. В мой спальне-кабинет заглянула встревоженная, лысая голова Красного (позывной) и, что-то зло сказав за дверь, попыталась объяснить свой промах:

– На минутку в туалет, тыщ командир… Сижу, а тут слышу… топ-топ… Просочился. Виноват, Васильич! Выкинуть?

– Я те выкину… Военный! Военный, заходи! – почти ласково позвал я, миролюбиво показав кулак дежурному, – да пусти ты его! Кто там ещё?

Чёртова дверь дёрнулась и вместе с визгом петель в кабинет-спальню протопал слегка помятый военный, в насаженной по самые уши зелёной фуражке. Видно, пытался сопротивляться. Шея красная и носом шмыгает. По форме – пограничник, по званию – прапорщик. До среднего роста ему не хватало сантиметров десять. Зелёная фуражка, державшаяся на ушах, смешно дёргалась в такт грохота каблуков о деревянный пол. Правая рука резко дёрнулась вверх, отдавая честь, чуть не сбив с ушей головной убор.

– Товарищ… – захлопали глаза-амбразурки. Ну, то есть, как, захлопали… Скорее, прищурились ещё сильнее.

А погончиков то у меня и нетути! Я ведь выходной сегодня, отсыпаться должен, согласно распоряжению начштаба. Сижу весь такой по-домашнему, в тельняшечке, а к тельняшкам погоны то и не пристёгивают.

– Майор, – подсказал я пограничному прапору, с интересом разглядывая занятного посетителя.

– Товарищ майор, – почему-то радостным голосом заголосил пограничник, представляясь, – прапорщик Хрущёв. Прикомандирован в ваше подразделение в качестве переводчика.

Ах, вот где собака порылась! Ну, слава те! Сподобилось начальство. Три месяца просил, три месяца обещали и вот… награда за упорство. Зелёная такая, узкоглазая награда!

– Отлично, прапорщик! Ты даже не представляешь, как мы тебя ждали, – выскочил я к пограничнику, забыв, что на мне одни носки, – как фамилия, говоришь?

– Дари практически родной, с пушту тоже проблем не будет. Соседи туркмены дома были так, что и с этим разберёмся. А фамилия обычная – Хрущёв, – повышая ставки, «выдавал на гора» прапорщик, поспешно поправляя слегка помятую злым дежурным форму.

– Здорово, товарищ прапор, здорово! А то прихватишь басмача, задаешь ему вопросы, поначалу ласково, а он молчит или лопочет почём зря. А, если не понимаешь, то и подозревать начинаешь. Улавливаешь ситуацию, прапор? Не вежливо и обидно, однако. Как стрелковая подготовка? Где служил? – радуясь хорошему началу дня, спросил я.

– Срочную на афганской границе в погранотряде в столовой. Потом школа прапорщиков и вернулся в свой отряд. Взвод обеспечения… подсобное хозяйство, – как-то без гордости сказал военный, – стрелял из АК-74 и ПМ. Раза три или четыре…

– Мусульманин? – как-то сам возник вопрос.

– Никак нет, – ответил Али Иванович, немного смутившись.

– Православный значит? – решил я добить вопрос вероисповедания до логического конца.

– Нет, атеист я, – опустив голову, ответил прапорщик. Потом подумал и тихо добавил: – Комсомолец я.

– Дежурный! – открыв дверь, крикнул я в коридор, – Боцмана ко мне! Мухой!

Видно, муха была тренированной или реактивной: потому, что не успел я зашнуровать второй берц, как, чуть не выломав мою визгливую дверь, ввалился Боцман. Или по штатному расписанию – старший прапорщик Боцаев.

– Тыщ командир, по-вашему…, – прогундосил Боцман, тяжёлым взглядом, сверху вниз, сканируя пограничника.

– Что по-вашему? – поинтересовался я, ещё имея запас хорошего настроения.

– Приказанию по-вашему? – удивлённо переспросила эта гадина, заставив меня пожалеть о своём первом вопросе.

– Ещё раз, как ваша фамилия, товарищ прапорщик? – переспросил я пограничника специально для Боцмана.

– Хрущёв, товарищ майор, – ответил тот.

– Да, ладно! Родственник что ли? – продолжал тупить Боцман.

– Нет. Так бывает, однофамильцы, – спокойно ответил пограничник, видно привыкший к такого рода «умным» вопросам.

– А зовут случайно не…

– Али Иванович меня зовут, товарищ старший прапорщик, – перебил Боцмана Хрущёв.

– Гонишь? – грозно цыкнул железной фиксой Григорий, угрожающе сунув руки в карманы.

– Отставить. Старший прапорщик Боцаев, слушайте мою команду. Прапорщик Хрущёв поступает в ваше распоряжение. Заниматься будете только им. Для начала переоденешь Хрущёва, получите в оружейке личное оружие, проведешь инструктаж и всё, что положено. Упражнения по стрельбе из личного оружия каждый день, на полигон я позвоню. Тактика, скрытое передвижение, маскировка… Короче, всё как учили. Через неделю зачёты. Лично я принимать буду.

– Товарищ майор, разрешите вопрос Хрущёву? – попробовал перейти на уставные отношения Боцман.

– Давай! – махнул рукой я.

– Слышь, Хрущёв, – начал ехидно Боцман, пытаясь заглянуть в щёлочки глаз прапорщика, – а как ты прицеливаться будешь? Ты ж если прищуришься, вообще ни хрена не увидишь!

– Отставить Боцман! Гриша, смотри! Без своих этих… я тебя знаю. И ты меня знаешь! Знаешь? – поугрожал я на всякий случай.

– Да, знаю, знаю, – буркнул Боцман, – разрешите, Александр Васильич? – развернулся на выход старший прапорщик.

– Вперёд! – повысил я голос, желая быстрей избавиться от порядком надоевшей толпы прапорщиков, заполнивших всё свободное пространство моего «штаба», – Вам туда! – ткнул пальцем в дверь, указав, на всякий случай, направление движения.

– Есть вперёд! За мной, мой зелёный друг, Чингачгук, – гоготнул Боцман, пиная коленом, взвизгнувшую от возмущения дверь.

Зазвонил телефон. Решил поинтересоваться моим глубоким сном начальник разведки бригады, мой приятель – Вадик Белкин. Сейчас, сволочь, спросит, типа: «Не разбудил?» Как будто, можно разговаривать по телефону не просыпаясь!

– Здорова, Гвоздик! (Гвоздь – мой позывной). Не разбудил? Я тебе прапора одного направил. Как просил, переводчик. Полиглот, я бы даже сказал. Правда не профи, но божится, что практически все местные диалекты знает. Кстати, доброволец. Пограничник, между прочим. Сам рапорт в Афган написал, – набиваясь на благодарность в ощутимо материальном выражении, вещал Белый.

– Ага! Ты ещё скажи – по комсомольской путёвке! Он уже был у меня, отдал его Боцману в обучение. Нам бы успеть за неделю его хоть чуток поднатаскать. Чувствую – сырой совсем. Слышь, Белый, а чего это такой за прикол с фамилией? В Киргизии свои кончились, на русские перешли?

– Нет, Гвоздь, не киргиз он. Время есть, расскажу сейчас. Интересная судьба у парня. Лет двадцать пять назад в солнечный Таджикистан попал служить срочную, оленевод по профессии и ненец по национальности, Иван Хрущёв. Ненец, представляешь? Северные народы почти все русские имена и фамилии носят. И вот служил этот оленевод Ваня, служил, а на последнем году службы возьми, да и влюбись в местную таджичку. Она в их части в прачечной работала. И не смотря на разницу в возрасте, она лет на десять была старше, любовь их нашла и уложила на ворох только что постиранного солдатского белья. И так они видно старались, что свадьбу, рождение сына и дембель ефрейтора-оленевода Вани Хрущёва отметили практически за одним столом. Родившегося пацанчика назвали Али, чтобы хоть как-то наладить контакт с азиатской роднёй.

– Шустрый оленевод! – порадовался я за малые народы севера.

– Переехали молодые жить в маленький кишлак на границе с Афганом. Ваня устроился в колхоз по специальности. Пас там кого-то. Прошел год и тут получает Ваня письмо из-за полярного круга. Неизвестно, что там написали ему ненецкие родственники, но захандрил, затосковал оленевод по олешкам, цветущему в бескрайней тундре ягелю, по родной яранге и строганинке. Собрал он свои нехитрые солдатские пожитки, эмалированные значки, которыми его Родина наградила, и рванул на север, пока жена в магазин ходила. Доехал он туда – не доехал, никто не знает. Да, никто и не искал.

– Понятное дело. А дальше то, что было?

– Через пятнадцать лет кишлак, в котором жил Али Иванович Хрущёв со своей мамкой, контрабандисты сожгли весь, а жителей вырезали. За то, что те сдали пограничникам и ментам местным схрон с наркотой. Тогда многим пограничным и милицейским начальникам звания повысили, премии выписали. Про кишлак только никто не подумал. Хоронили всех быстро, в одной могилке. О тех событиях только в архивах КГБ что-то можно найти.

– А наш Хрущёв, что?

– В живых остались четверо детишек, их в ночь расправы дома не было, в интернате жили. Троих младших родственники разобрали, а Али Хрущёву через некоторое время повестку в военкомате вручили. А дальше ты знаешь.

– Сложная биография у парня, – согласился я.

– Вот такие дела, брат. Пока, Гвоздь. Меня к начштаба вызывают, – закончил свой интересный монолог Белый.

– Давай, Белый! Спасибо за толмача. А я в санчасть, своих проведаю, – попрощался я.

Через неделю я принимал зачёты по тактике и стрельбе из личного оружия. А также, смеха ради, по рукопашному бою. Вместе со всеми сдавал зачёты и прапорщик Хрущёв Али Иванович. Надо честно сказать, что отстрелялся прапор зачётно, где-то на очень твёрдую «троечку». Кровь предков не опозорил. Боцман покровительственно хлопал его по плечу, от чего Хрущёв неестественно приседал и зажмуривал и без того раскосые глаза. А вот с тактикой и рукопашкой дела шли не очень. Терялся парень. Куда бежать, чего делать? Не то, чтобы он производил впечатление совсем уж беззащитного, но было понятно, что в серьёзном деле оленевода нужно держать за своей спиной. А, если дело дойдёт до рукопашки… лучше бежать.

Вызвали в штаб. Срочно, немедленно и быстро! Из Кабула пришла новая директива. Собрали всех командиров боевых подразделений. Начальников из политотдела специально не вызывали, но они как-то сами просочились. Пришли и, вежливо «выкая» направо и налево, важно и многозначительно делились между собой последними результатами прошедшего Пленума ЦК. Суровые особисты бряцали медальками на идеально отглаженной форме, прохаживались, заложив руки за спину и, на всякий случай, подозрительно посматривали на окружающих. От их новеньких портупей вкусно пахло кожей. Вызванные командиры оперативных групп, командиры рот и комбаты, со своими начальниками штабов и замами, стояли отдельной выцветшей светло-песочной массовкой. От них стойко и патриотично пахло «Беломором» и одеколоном «Шипр» и «Русский лес». На главные роли мы не претендовали. Смешно было смотреть, как кабинетные вояки трут животами карты, елозят карандашиками и штангенциркулями по координатам и что-то доказывают нашим боевым полковникам. Комбригу и начштаба бригады. Те слушали, зевали в прокуренные ладони, а Батя даже один раз матюгнулся в сторону и показал нам кулак. Это чтоб не расслаблялись, черти! Солдаты из роты обеспечения занесли длинные лавки и расставили в ряды. Кто-то из полковников махнул рукой, и народ с грохотом начал занимать места, стараясь спрятаться за широкими талиями и покатыми плечами политработников.