Несостоявшаяся смерть - страница 25

Впоследствии он, конечно, с ними расправился, первого сослал из страны за роман, в котором главным действующим лицом тот вывел его, и в очень, мягко говоря, невыгодном свете. Нет, никаких имен и фамилий, прямых указаний на него в романе не было, но надо было быть последним дураком, чтоб не догадаться, кто в нем изображен. Сослал и дождался, что тот спустя многие годы, лет пятьдесят, наверное, в желании умереть на родине, обратился к нему через других людей с просьбой разрешить ему вернуться. Он дал надежду, но ничего не предпринял. Тогда писатель, к тому времени добившийся мировой известности, начал петь ему дифирамбы на различных мероприятиях – конференциях, симпозиумах, рассказывал о его подвигах своим ученикам, которые в своем учителе души не чаяли, верили каждому его слову. Затем писатель начал просить откровенно, писал ему письма, слал телеграммы, поздравлял с какими-то праздниками и заодно просился обратно. Не понимал человек, что его персона для него уже давно отыгранная карта, и все просил и просил. Он же из этой карты выжал последнее – несколько раз на всю страну процитировал письма писателя, заканчивая цитату словами: «Вот как бывает. Это должно быть уроком для многих».

Со вторым поступил проще: сделал того придворным поэтом, то есть приблизил к себе так, что тот не только перестал смеяться, но и ростом стал ниже, сгорбился, как тысячелетний старик, и со временем прослыл ретроградом и бюрократом от литературы, даже речи свои писал не сам, а просил, чтобы ему их готовили в аппарате Самого, боясь попасть впросак. Правда, сам речи эти приукрашивал, добавлял в них всякие эпитеты, вроде «великого», «отца нации» и так далее в отношении первого человека в Стране. Один раз совершил своего рода подвиг: когда во время конференции в заграничной стране один молодой ученый, рассказывая о государственной независимости, сказал, что народу не нужны сильная рука или отец нации, а нужен умный правитель, любящий родину, – подскочил к трибуне и отодвинув ученого, закричал в микрофон: «Это провокация, наш Самый Большой начальник сочетает в себе ум, милосердие и любовь, и никто, кроме него, даже бог, не способен помочь нашему народу встать с колен». Впоследствии молодой ученый в одном весьма солидном издании опубликовал статью, где описал этот случай в очень ироничных тонах – все интересовался, мол, кто же поставил народ на колени, и его пришлось убрать, не так чтобы совсем, просто он угодил под машину у себя во дворе и сломал позвоночник. Несколько лет спустя бедолага написал роман, где высмеивал всякую власть, но безо всяких намеков на кого бы ни было, но опус так и не был опубликован, – не оказалось необходимой суммы денег, но автор был награжден орденом, на котором было выгравировано золотыми буквами и инкрустировано драгоценными камнями имя Самого, и при жизни получил право на то, чтобы его похоронили на том же элитном холме, где покоились лучшие из приближенных правителя Страны.

К большой власти он приходил несколько раз, в том смысле, что уходил только для перехода в еще бóльшую власть, выходил же из нее лишь однажды, когда его, по его глубокому убеждению, предали, лишили всего заслуженного ничтожные люди, достойные даже предать. Считал, что умеет оценивать и врагов, которых у него было множество и которых с годами только прибавлялось, и друзей, хотя как ни напрягался, не мог вспомнить ни одного человека, кого бы мог назвать другом, разве что старого коменданта, о существовании которого узнал, когда тот, каким-то чудом прорвавшись на траурные мероприятия по случаю смерти его жены, под самый конец похорон бросился на влажную, дымящуюся землю над могилой и так горько заплакал, что все присутствующие приняли его за близкого родственника семьи. Потом он долго выяснял причину поведения коменданта, когда-то половину сознательной жизни проведшего в армии, но дослужившего всего лишь до младшего офицерского чина, в голову лезли всякие мысли, пока один психиатр не объяснил случившееся банальным обострением шизофрении. Когда оказался в опале, его оставили все, кроме ближайших родственников и домашних животных в лице однажды случайно забредшей и навсегда оставшейся кошки (из-за которой в свое время была уволена целая служба охраны) и двух сторожевых псов, ластившихся ко всем обитателям дома, кроме него, – они его просто боялись: как только он появлялся, тут же, поджав хвосты, забирались к себе в конуру. Так и не мог вспомнить, хотя и не раз пытался, как бывший комендант оказался в те непростые времена с ним рядом. Такое было впечатление, что пришел, как та кошка, и остался. Надо сказать, что и пригодился. Сначала выполнял простые поручения по дому, он-то несколько лет никуда не выходил, даже в окно не выглядывал, сын был слишком заметным из-за своего физического недостатка, приходилось все чаще полагаться на коменданта, который со временем стал своего рода его вторым «я» по связям с миром, и хотя они практически не разговаривали, иногда ему казалось, что ближе, чем этот несчастный шизофреник, у него никого нет.