– Принято! – не по годам энергично «приговорил молотком» Тихонов, и тут же «спохватился». – Ах, да! Наверно, у кого-то возникло желание воздержаться?
Униженный отнесением в «кого-то», Горбачёв покраснел – и мужественно дрогнул голосом.
– Ну, раз, уж…
«Пошла такая пьянка», – подсказал «добрыми глазами» Романов – и Михаил Сергеевич мужественно дрогнул ещё раз – теперь уже не голосом, а всеми мускулами лица. И всё – исключительно от невыносимой «приязни» по адресу Григория Васильевича.
– … то я предлагаю решить и вопрос партийности бывшего первого секретаря Краснодарского крайкома Медунова!
Горбачёв мстительно улыбнулся Романову, но его улыбка тут же затупилась о массированную встречную улыбку Григория Васильевича.
– Поддерживаю это предложение Михаила Сергеевича! – просиял Романов. – И хочу его расширить: я предлагаю рассмотреть вопрос Медунова в комплексе!
У Горбачёва отвисла челюсть, по причине чего первым выразить своё недоумение смог Дмитрий Фёдорович Устинов – как человек военный, более стойкий к «проявлениям дружбы от товарищей по партии».
– Что значит: «в комплексе»?!
Романов улыбнулся ещё шире. Вышло, почти как у Ильфа и Петрова, которые, в свою очередь, ссылались на композитора Листа.
– Я предлагаю рассмотреть не только вопрос партийности Медунова, но и вопрос о возможности оценки его деятельности… компетентными органами.
К отвисшей челюсти Горбачёва добавились выбравшиеся из орбит глаза. Михаил Сергеевич действительно не понимал: чего добивается Романов, фактически «сдавая» того, кого должен приберегать для себя – хотя бы «на чёрный день»?! Больше всего его беспокоила одна мысль: а, что, если, «сдавая», Романов и не думал «сдавать»?! От этого человека всего можно ждать, ибо неисповедимы не только пути Господа!
– Принято! – тут же «постановил без постановки на голосование» Тихонов. – Вопрос закрыт!
Вот с этим Михаил Сергеевич спорить уже не мог: вопрос… утраты им опоры на местах действительно был закрыт. Как минимум – «этой опоры» и «пока закрыт»…
… – Итак, совместными усилиями «противник отброшен на рубежи атаки»!
Пусть всего лишь голосом, но Романов довольно «потирал руки». Правда, этого удовольствия – а заодно и довольства – ему хватило лишь до следующей фразы. Уже, предваряя её, Григорий Васильевич был холоден и строг, как тот город, из которого его выдвинули, чтобы задвинуть уже в тмутаракань – и не ту, которая – с заглавной буквы, и тоже – город.
– Да, наши оппоненты «no pasaran» – только в провинции. Здесь же, в Центре, мы по-прежнему находимся в стратегически невыгодном положении: ни одного из назначенцев «нашего друга и товарища» нам так и не удалось хотя бы потеснить!
К выражению неудовольствия хозяина подключился указательный палец правой руки.
– Не «задвинуть обратно» – а хотя бы потеснить! И Лигачёв, и Рыжков «окапываются на занятых рубежах»! «Сексуально-политическая ориентация» Воротникова и Алиева по-прежнему неясна: то ли они – «политические проститутки», то ли – «наш человек в Гаване»! «Матереет» в своём отделе Яковлев, которого до сих пор ещё не обезвредили! Медведев по-прежнему заведует Отделом ЦК, и готовится в секретари!
За этой тирадой должен был последовать сердитый взгляд в Полковника, но не как в хрестоматийного «стрелочника», а как в «человека на своём месте», на нём почему-то не оказавшемся. Не оказавшемся в представлении максималиста Романова. «Всё или ничего!» – это было не для Григория Васильевича: «только всё – и всё сразу!». Несмотря на свой непревзойдённый практицизм, в вопросах политики Романов оставался «романтиком лозунга «Пятилетку – в три года, а лучше – в два!».
