Отлично сознавая, что его способностям не хватает дальнейшего образования, Иван Григорьевич болезненно относился к этому пробелу. А будучи от природы ещё и хвастливым человеком, завидовал образованным людям, перед которыми его способности и смекалка как бы блекли. Эту зависть он пронесёт через все годы моей учебы в средней школе. Но это будет потом. Пока же я находился целыми днями на улице и постепенно осваивался в окрестностях нашего дома.
А поселили нас, семьи рабочих, приехавших из разных городов страны, в самом центре Пятигорска. Рядом, через дорогу, находилась школа №1. Поговаривали, что в нашем доме когда-то проживали работники КГБ, а их дети учились в этой школе. Недаром, она называлась образцовой и была обнесена высоким кирпичным забором, перелезть который нам, мальчишкам соседнего двора, было не под силу.
Наступил 1953 год. И вот, в начале марта, в день смерти товарища Сталина, мы смогли увидеть сразу всех учащихся школы №1. Уже с утра, после объявления по радио о кончине Вождя всех народов, из репродукторов непрерывным потоком лилась траурная музыка. Но никто и предположить не мог, что похоронная процессия пройдёт в тот день и мимо нашего дома.
Мы не поверили ушам, когда вдруг услышали вдалеке, в начале улицы, траурный марш, исполняемый духовым оркестром. На его заунывные звуки весь двор вывалился на тротуар. Действительно, по уличной дороге к нам приближалась траурная процессия. Впереди всех невозмутимо шёл и играл похоронный марш духовой оркестр. За ним, с красным знаменем и чёрными лентами, шагал в такт музыки высокий мужчина средних лет с заплаканными глазами. «Сам директор школы, Николай Иваныч, знамя несёт», – тихо прокомментировал кто-то из женщин, выбежавших вместе с нами. За директором шли юноши в белых рубашках и с чёрными бантами на груди. Они несли знамёна и венки с чёрными лентами. «Это комсомольцы», – послышался голос остановившегося прохожего.
Другая, самая длинная часть колонны, состояла из пионеров. Последние держали в руках красные плакаты с написанными бронзой словами прощания с дорогим Вождём и Учителем. Одеты они были, как и комсомольцы, в белые рубашки и блузы. В узлах их красных галстуков виднелись вплетённые чёрные ленточки, с которыми легкомысленно играл весенний ветерок.
Разинув рты, мы стали глазеть на эту красно-чёрную процессию. Кое-кто из участников шествия плакал. В основном, это были преподаватели, идущие во главе своих классов да некоторые «сознательные» пионеры, девчонки. Остальные шли молча и тихо переговаривались между собой.
Когда траурная колонна скрылась за поворотом школьного забора, и до нас стала долетать только затихающая медь оркестра, кто-то из взрослых сказал:
– Вот и не стало товарища Сталина!
– Да, хороший человек был, – ответила одна старушка и утёрла глаза краем платка, покрывающего её голову.
Затем она стала креститься за упокой Вождя народов, но стоящий рядом молодой мужчина в очках сделал ей замечание:
– Бабушка! Чего ты крестишься? Сталин был коммунистом и в бога не верил.
– Там, – ответила она, показывая корявым пальцем вверх, – мы все одинаковы перед Господом – и коммунисты, и не коммунисты. Царство ему небесное, – повторила она ещё раз и добавила крест со лба.
Окружающие замолчали, словно рассуждая про себя, кто же из них прав. Затем со словами соболезнования люди начали потихоньку расходиться. Некоторые, воспользовавшись встречей, стали переговариваться между собой. Особенно выделялась одна полная женщина, неожиданно начавшая из-за чего-то громко возражать своей товарке:
