Несотворенный мир - страница 15



Тогда я вспомнил, как шел по земле последний раз, и уже знал, что иду по земле последний раз, что этим же вечером меня на земле не будет. Это не значит, что я умру, вовсе нет, как раз наоборот – умрут те, которые останутся на планете.

Я это знал.

Собственно, это знали все, но никто не верил, читали газетные заголовки, посмеивались, кредитов нахватать надо, и побольше, все равно потом не отдавать. Снимали какие-то фильмы-однодневки, печатали какие-то книги-однодневки, отшельники уходили в леса, прятались в старых шахтах, на обложках глянцевых журналов печатали фотографии очередных звезд, купивших очередной бункер или очередной билет на очередной ковчег.

Для тех, кто не знает, что такое ковчег, придется провести экскурс в историю. Легенды говорят, что в стародавние времена жил некий праведный человек по имени Ной…


…впрочем, кто хочет, может и сам провести экскурс в историю. Скажу только, что мой отец упорно верил слухам. Он вообще всему верил, и когда к нему на улице подходили люди в белых одеждах и предлагали купить пропуск в загробную жизнь, мой отец не задумываясь отдавал всю зарплату, и даже залезал в долг. До сих пор вспоминаю наше обиталище в многоярусной человечьей колонии, солнце, ползущее по половицам, звенящий крик матери:

– Ребенка на что кормить будешь?

– Да как ты не понимаешь, вечная жизнь же!

– Да нам бы хоть в этой жизни ноги не протянуть! Блин, говорили мне, на кой черт за него идешь…

Отец улыбался, подмигивал мне, потом сажал меня на колени, или поднимал над головой, а я расставлял руки, будто лечу, и отец говорил – в космос, пацан, полетишь…

– Полецу…

– У нас и билет есть, верно, Мирка?

– Е-е-еть…

Тогда я еще плохо мог говорить, говорил – е-е-еть.

– На другую планету полетим, шух-шух-шух…

– Ш-шух-х…

– А там чудища в лесу, а-р-р-р…

Отец делал вид, что он чудище, кидался на меня, я отбивался подушкой, мы возились на диване…


Мирка – это я.

А полное имя – Остромир.


Когда мне в то утро позвонил отец – я уже догадывался, зачем он звонит. Я уже чувствовал, что не сегодня-завтра начнется то страшное, чем пугали нас газеты, не сегодня-завтра замечутся магнитные полюса, солнечный ветер сметет с земли её воздушное покрывало, солнце, некогда такое ласковое, превратит зеленые холмы в раскаленную пустыню.

Когда отец позвонил мне… словом «позвонить» мы обозначали связь на расстоянии – не телепатическую, а некую другую, суть которой я объяснить не могу. Впрочем, это и не имеет значения.

– Ну чего, Мирка… беги, давай.

Я знал, в каком состоянии в последние годы находится отец. И все-таки спросил:

– А ты что же?

– Чего я, Мирка, сам же видишь, чего я…

Я почти не виделся с отцом последнее время – но все равно мне стало не по себе от одной мысли, что я вот так просто оставлю его и взойду на ковчег.

– Но…

– Чего но, не нокай, не запряг! Билет на кого? То-то же, и не думай даже… Зарезервировано все… пошел!

– Я только к тебе попро…

– Попрощались уже, и не вздумай даже, и на порог тя не пущу! Дуй давай!

Это означало – беги. Я побежал, конечно, не так, как бегают животные, перебирают ногами – я вышел на улицу, поймал такси, уже в такси спохватился, что не взял ничего из дома кроме документов, стал вспоминать какие-то тесты, Если бы вам пришлось покинуть землю навсегда, какие бы три предмета вы с собой взяли. Я не мог вспомнить, что отвечал, когда проходил такие тесты, да и вообще – кто сказал, что в ковчег можно было что-то принести с собой…