В ковчег…
Я ловил себя на том, что никогда раньше не видел ковчег – даже на экране телевизора. В отличие от кораблей спасения и бункеров про ковчег не говорили, не трезвонили на каждом углу – потому что опять же в отличие от мифических кораблей и бункеров ковчег был настоящим. О нем молчали – чтобы уберечь от обезумевшей толпы, которая будет рваться на борт, когда мир начнет трещать по швам.
Я представлял себе, как подъеду к стальной громадине ковчега, как поднимусь по трапу, как улыбчивая стюардесса проверит у меня документы и пожелает приятного полета, как я войду в свою каюту и пристегну ремни…
От этой мысли мне почему-то стало страшно, как перед кабинетом стоматолога. Кто не знает про стоматолога, тому поясню, что в те времена моя физическая оболочка была хрупкой и уязвимой, и когда её повреждали, я чувствовал это…
…впрочем, не о том речь.
Тем не менее, все оказалось совсем не так, как я думал. Машина затормозила перед высокой бетонной стеной, ворота которой были плотно закрыты. Я расплатился с водителем и пошел к воротам, подбирая слова, я не знал, как сказать – день добрый, я лечу в ковчеге, вот мой билет – или просто молча протянуть билет…
Ближе к воротам я выбрал второй вариант, просто молча протянул карточку с кораблем. Это была не та самая карточка, которую мне подарил отец когда-то давным-давно – от той уже ничего не осталось, еще в детстве я вырезал из неё корабль, чтобы летать на нем в космос.
Человек в форме посмотрел на мой билет, покачал головой.
– Не тот билет.
– Простите?
– Молодой человек, вы меня за идиота-то не держите, я что, не знаю, как билеты выглядят?
Мир перевернулся у меня под ногами.
– А… к-как?
– Обыкновенно, как… вон, на экран посмотрите…
Я посмотрел на экран, и чем больше я смотрел, тем больше понимал, что моего отца обманули, снова, в который раз, обманули ловко, хитро, а он и не догадывался, и я тем более не догадывался, и…
И…
– Слушайте, ну столько денег на билет потратил…
– И чего?
Я стоял у ворот и не знал, что делать дальше. Я чувствовал, что не могу просто так повернуться и уйти, и они не могут просто так не пустить меня, просто… потому что…
– Слушайте, а одного человека так просто возьмете?
– Еще тебе чего?
Я схватился за последнюю соломинку.
– А… в фильмах… людей вот так… пускали…
– Фильмов обсмотрелся?
Я не знал, что ответить. Я смотрел, как закрываются ворота, и надо было бежать, ломиться в эти ворота, молотить кулаками, пробиваться любой ценой, как в фильмах, там герой забирался в какие-нибудь подсобки, потом его оттуда всем ковчегом вытаскивали…
Кто-то мягко отодвинул меня, кто-то прошел вперед меня в ворота – у него, конечно же, был билет, настоящий билет, не поддельный билет, его, конечно, пропустят без проблем, не то, что меня – и мне уже захотелось кинуться к нему, потихоньку спросить, не найдется ли лишнего билетика…
А вдруг…
И только тогда я заметил, что он прошел без билета, вот так, вообще, и охранники ничего у него не спросили, вот так, ничего, совсем, и он прошел, человек как человек, каких миллионы, в кепке с надписью Элен, вот это я точно помню, надпись – Элен, хотя, быть может, там было написано что-то другое, а я прочитал – Элен.
Я метнулся было за ним – сам не знаю, чего ради, метнулся за ним, почти на полном серьезе хотел спросить, нет ли у него лишнего билетика. И только тогда я почувствовал исходящее от этого человека…
