– Не надо! Не надо там смотреть, – испугалась я. – Мы с Оскари проверили: ничего нигде не торчит. Мы, честное слово, не порвём штаны.
– Там только Малю во вратики лазит, – сказал Йонни. – И он не порвал штаны.
– Значит, Малю аккуратный мальчик, – заметила мама.
– Да?! – удивился Йонни. – Он вообще-то и в мусорный бак…
– Оставь ты их, пускай, – по счастью, перебил его папа. – Мы в детстве в любое время года по такой горке лазили, и ничего – все выросли, стали людьми.
– Так ты тоже знаком с Малю? – удивился Йонни.
– Это давно было, я не помню, – растерялся папа.
А я пихнула Йонни ногой под столом и сделала такое выразительное лицо, что у братика чуть курица носом не пошла. Он закашлялся, и я от души постучала его по спине.
Когда мы отправились спать, я наконец-то дала волю чувствам: ухватила Йонни за руку и поводила кулаком прямо перед его носом.
– Кулакамба тебе! Ох ты нарвёшься, Йоонас Виртаранта. Велели же молчать!
– А я и молчал! Может же человек случайно что-то сделать?
И Йоонас тут же наступил на башню из лего, которую я так старательно строила накануне. И разрушил её до основания. Он всегда в своём репертуаре, как говорит папа.
* * *
Я ворочалась и не могла уснуть. Мне казалось, что мою голову просто распирает от мыслей. И как назло, не с кем поделиться.
Перед сном я так люблю пошептаться с папой. Он всегда меня понимает. Но сегодня я посмотрела на него умоляющими глазами: мол, просто поцелуй мой синяк и иди. Я уже сплю. Это чтобы случайно не выболтать нашу тайну. Ведь мы поклялись молчать про то, что нашли вратики, и про то, кто из них вылез.
Погасив Малю и подружившись с ним, мы отправились показывать ему окрестности. Потому что он вынул из кармана тяжёлые часы на цепочке, глянул на них и сказал:
– Время пыток! Мне срочно нужны впечатления.
Но впечатлениями в первую очередь переполнились мы от его рассказов. Малю тарахтел не переставая. То, что мы не могли проверить, правду он говорит или заливает почём зря, похоже, раззадоривало его больше всего.
Таких хвастунов мы не встречали. Даже младший Пуркунен, у которого мама в мэрии работает, ему в подмётки не годится.
При этом Малю строил рожи, подпрыгивал и вихрем вертелся вокруг нас. Он был похож на козлёнка, которого мы видели на ферме. Я не выдержала:
– Чего ты всё носишься?! Силы некуда девать?
– Так я же первый день тут у вас на белом свете! У!
И он с жаром метнулся от нас под горку и в три скачка вскарабкался обратно. Всё в нем так и кипело. Мне даже показалось, что вокруг него от трения нагревается воздух. Потом нам не раз приходилось убеждаться, что Малю – горячий паренёк.
– Знаете, как давно я хотел белый свет поглядеть? Не зна-а-а-аете. Сто лет! Я сто лет и так, и эдак крутил-вертел, всё мозговал, как бы на поверхность прошмыгнуть. Слыхом-то я слыхивал про ваш мир, да ведь пока сам не попробуешь – не поймёшь! У нас же там внизу ни слова правды. Все врут!
– А чего сто лет ждал?
– Не пускает колпак-то, – постучал он себе по лбу пальцем и посмотрел на нас так, как будто мы и сами должны были давно догадаться. – У нас там, знаешь, какая охрана? У! Мышь не проскочит.
– Какой колпак?
– Ну купол… Я не очень в курсе. Мы внизу сидим под таким колпаком, который нас от вас охраняет. И вас от нас. Так заведено. Мы же – просто изнанка белого света. Как если б шубу вывернуть шиворот-навыворот… Но колпак всё же прорехи имеет. По швам расползается, он древний.
