Тут дверь кабинета распахнулась и ворвалась Милка. Ее меховая шапка и воротник были в снегу. Она встряхнулась – снег полетел на книжные страницы. На воротнике сверкнула золотистая восьмиконечная звездочка – аусеклис.
– Ты видела?! – завопила она. – Через Вантовый мост не проехать! Весь город – в баррикадах! Представляешь?!.
Я закрыла книгу. Милка все воспринимала чересчур буйно. Я тоже ехала утром на работу, тоже застряла посреди Даугавы, на Вантовом мосту, перегороженном самой неожиданной техникой, сельскохозяйственной и строительной. И тоже, подъезжая, сильно беспокоилась – развевается ли над Рижским замком флаг свободной Латвии – красно-бело-красный.
Флаг на башне Святого духа, естественно, развевался.
А ведь накануне вечером, когда народ расходился с митинга, лица были ох какие понурые. Стало ясно – если Латвия все еще будет настаивать на своей свободе и независимости, в республику введут советские танки. Которые с красными звездами…
Каким образом за ночь собрали всю эту технику, привезли из сельских районов людей, выставили посты, перегородили улицы – уму непостижимо. Но уже к началу рабочего дня Рига действительно была – вся в баррикадах. Их охраняли великолепные, плечистые, суровые мужчины, на лицах которых ясно было написано: враги попадут сюда только через наши трупы.
Было у меня подозрение, что Милкин восторг объясняется главным образом количеством плечистых мужчин. По этой части она промаха не давала…
– Ты разденься, – сказала я. – Дух переведи. Вот как раз кофе поспел.
– А ты еще не освободилась? – возмущенно спросила Милка.
– Я-то освободилась…
Я встала, сунула книгу в сумку и достала из шкафа две чашки. Пакет с пирожками уже с утра лежал на рабочем столе возле компьютера.
– Уму непостижимо, как в такую погоду можно торчать на баррикадах! – воскликнула Милка. – Ты как знаешь, а я им термос с горячим кофе понесу.
Она схватила наш редакционный термос, стоявший обычно в углу за столом, засыпала туда чуть ли не всю банку растворяшки и сколько получилось сахара из сахарницы. Я вздохнула – этот бы темперамент да в мирных целях… И отняла у нее банку с сахарницей. В это время суток мне полагался кофе – и гори все синим пламенем, а я его выпью.
– Погоди, я в городе еще пирожков докуплю, – предложила я, спасая из пакета две штуки, потому что Милка всерьез собралась штурмовать баррикады и их защитников. – Если в кафешке остались. Только хотела бы я знать, куда этот сукин сын подевался… Когда не надо, так он при мне – как хвост при заднице!
Милка сунула пакет в свою необъятнул сумку и посмотрела на часы.
– Половина пятого, – сообщила она.
– Ага…
Час назад я сказала ей по телефону, что жду нашего фотокора Гунара ровно в четыре. Исходя из этого мы планировали остаток дня.
– Может, он где-то языком зацепился? – вдруг сообразила я. – Ты же знаешь, эти возвышенные мужчины… Пойду посмотрю.
И вышла из кабинета.
Возвышенный мужчина перепугал меня до полусмерти. Завернув за угол, я увидела совершенно детективную фигуру.
Это был человек, выглядевший так, будто не он сам прислонился к стене, а его прислонили. Он опирался лопатками и затылком. Черная шляпа с довольно широкими полями, шикарная богемная шляпа, сползла ему на физиономию. Длинное пальто давало силуэт в стиле черно-белого шпионского кино. Похожая на сундук черная сумка с фотопринадлежностями стояла у ног.
И человек этот спал.
