Несвоевременные - страница 25

– Оглядитесь, – сказал Ретроспектор. – Как вам это?

Блеск звёзд немного стих, и я в изумлении обнаружил, что окружавший нас космос превратился в тёмный океанский простор, россыпь звёзд предстала обитателями простёршегося под нами дна, а облака космической пыли – колониями мельчайших живых существ. Будто капли разноцветных чернил в стакане воды, растворялись в этом безводном океане туманности, раскрашивая обсидианово-чёрное полотно. Околдованный, я жадно пил океан, впитывая в себя его миры. Я приносил их в жертву пустоте, пока, пресытившись, не развернулся сверхновой и не исторг весь мир в его множественности, как когда-то в предначальные времена Великая Мать в родовых муках исторгла первомир.

Землю укрывало толстое одеяло ракушечного песка. Солнце стояло в зените. Ретроспектор лежал ничком, утопая в сухой бледно-жёлтой зыби, и ветер наносил песок ему на спину.

«Как мы здесь очутились? Сколько миновало времени с тех пор, как я перестал управлять собой и ввергся из пустоты в космический океан?» – Вопросы, которые мне некому было задать, повисли в воздухе, и их развеял новый порыв ветра, откуда-то донёсший знакомый голос.

– Когда ты, раздавшись до сверхкосмических размеров, не выдержал напора изнутри и лопнул, точно воздушный шарик, нам едва удалось зацепиться за одно из небесных тел, которые ты породил. Не соверши мы посадку, нас раскидало бы, словно песчинки ураганным ветром. Ох уж эта твоя ненасытность! – Послышался добродушный смех. Я обернулся, но никого не увидел. – Что же говорить о времени… – продолжал голос, – время циклично: с тех пор миновало ровно столько, сколько ещё должно пройти до момента, когда рождение Вселенной неотвратимо произойдёт.

– Ретроспектор! – радостно воскликнул я. Фигура наставника материализовалась прямо передо мной, как только я позвал его. – Уж и не рассчитывал увидеть тебя живым. Но кто же тогда… – замешкался я и рукой указал на тело, – лежит здесь?

– Посмотри сам, – пригласил тот.

Я приподнял неподвижное тело того, в ком ещё недавно видел своего учителя, за плечи. И поразился: оно было на удивление лёгким – совсем как кукла из папье-маше. Тогда я перевернул его и увидел невзрачно серевшее лицо пустого болванчика, грубо вылепленное из бумажного месива и ещё не тронутое кистью художника. На нём отчётливо проступали лишь глазницы и нос да слегка обозначились контуры подбородка. Туловище было сделано из цельного куска, к нему небрежно крепились негнущиеся конечности.

– Хотелось бы знать, чьих рук это дело, – не отрывая глаз от зрелища, сказал я.

Нимало не поколебавшись, Ретроспектор ответил: «Твоих. Как и всё вокруг. Десять лет ты приходил сюда каждую ночь, ваял, воздвигал весь окружающий мир вместе с обитателями на голом участке огромной Вселенной, за доли секунды вырванной взрывом из недр твоего сознания. И чем больше ты гнался за оригиналом, не находя его рядом, тем больше творение от подлинника удалялось.

Но ты был упорен и еженощно продолжал создавать этот мир в погоне за первообразом, который считал утраченным, – тысячами копий. А память, увы, совсем тебе не служит: окончив работу, ты предавал её забвению и, как только день снова сменялся ночью, с оправданным лишь беспамятством усердием начинал заново. Я всё это время находился рядом и наблюдал со стороны за твоим сизифовым трудом».

Это звучало как издёвка. Много лет я потратил впустую, повторяя цепочку давно заученных миросозидательных действий, а Ретроспектор, постоянный свидетель моей нескончаемой игры в демиурга, даже не вмешался!