Несвоевременные - страница 27



– Вокруг нас ни одного растения. – Он придержал рукой собравшегося было пуститься наутёк рачка-отшельника. – Сейчас мы находимся в гостях у местных жителей. Те, кого ты принял за деревья, – на самом деле живые разумные существа, такие же, как ты и я. Как невзрачная гусеница, готовясь к превращению в бабочку, запелёнывается в кокон, так и дети этой земли, ожидая перехода на ступень взрослости, окукливаются внутри своих древовидных скорлупок.

Даже после его объяснений понятнее не стало. Существо опять зашевелилось, и вопрос, вертевшийся у меня на языке, наконец нашёл выражение в словах:

– В корзине, которую я потревожил, ждало своей участи животное, уже подошедшее к завершающей стадии метаморфоза? Оно сорвалось со стебля, дозрев?

– Ты снова не прав, – ответил Ретроспектор. – Это даже не животное. Если описывать весь окружающий мир и тех, кто его населяет, в известных тебе категориях, то скорее я назвал бы его человеком. Однажды вы с ним были очень хорошо знакомы. Когда память вернётся к тебе, ты увидишь, как много общего созданный тобой мир имеет с тем миром, к которому ты привык.

– Совершенно не похож он на человека, – я скептически отверг его утверждение.

– Притворяется, – Ретроспектор закрыл глаза, углубившись в воспоминания. – Он же всего лишь ребёнок, а дети любят играть. Ты сорвал его с родительской ветки на самой ранней стадии, и нам придётся позаботиться о нём, пока не подрастёт. Может быть, однажды нам удастся найти его мать. Что сделано, то сделано – теперь мы не можем его здесь оставить. Ещё и потому, что без него загадка не будет разгадана.

Я просиял: спонтанное воспоминание молнией взрезало темноту сознания.

Ничто не происходит без неё,
И в поисках её терялся каждый,
Кто, глядя происшествиям в лицо,
Искал им объясненья хоть однажды.

Вращающийся диск нарисовала моя память столь же отчётливо, как если бы я на несколько мгновений вновь переместился туда. Сунув в карман руку, я нашарил небольшой бархатистый мешочек, внутри которого перекатывались, ударяясь друг о друга, два костяных кубика. Я вытащил кости наружу, и они легли на ладони, демонстрируя небу грани, на которых значилось два и три.

– Двадцать Третий! – выпалил я, сверля глазами извлечённое из корзины существо. Ретроспектор, не ответив, снова взял его на руки и приподнял над головой, подставляя лику солнца твёрдый, как гранит, шестиугольный панцирь.



Панцирь раскрылся, подобно раковине двустворчатого моллюска, и обнажил жемчужину, покоящуюся на дне. Скорлупка рака-отшельника таила в себе крошечное тельце новорождённого. Он был покрыт тонкой слизистой плёнкой, ручки и ножки плотно прижаты к туловищу, головка повёрнута набок и вжата в плечи. Ретроспектор предложил мне взять на руки младенца в беспомощной безмятежности его хрупкого сна. Я принял ношу не без опаски, меня испугала воздушная невесомость дышащего незаметной жизнью тельца. Так мы двинулись дальше по горячему песку с бесценным грузом чужой только что зародившейся жизни в руках.

IV

– Два месяца она засыпала в томографе. – Экзистенский наморщил лоб и поправил очки. Он понимал, что его признание потрясёт собеседника, но не мог скрывать правду и дальше. Перед разговором лицом к лицу видеозвонок имел большое преимущество: виртуальная ширма помогала не выдавать ненужных эмоций.

Изображение на дисплее замерло на секунду от внезапной помехи связи.