Куда-то звонил, кричал, просил, поминутно вытирая крепкое лицо огромным цветастым платком. Заметив сочувствующий взгляд Олега, пошутил:
– Месяц всего, а пять килограмм потерял. Еще чуток, новую форму заказывать придется. Ну, что, капитан, полк ваш через Кушку пойдет, дня три и там будет. Желательно бы и тебя отправить. Попробуем, завтра где-то в одиннадцать ноль-ноль будет АН-12. Они по своим делам, заодно и тебя подбросят, там подождешь полк. Все! Отдыхай.
Олег оставил вещи у дежурного части и отправился в город. В первую очередь завернул на вокзал. Не узнать. Красавец! А что они увидели летом шестьдесят девятого года: куда ни кинь взгляд – следы землетрясения, жуткая трагедия. Тысячи и тысячи людей остались без крова, без средств к существованию. В трущобах вокруг привокзальной площади ютились толпы бездомных, калеки, всякая пьянь, толпы проституток. Сутки четверо солдат варились в котле человеческого горя: слепые, увеченные: «Подайте, Христа ради!». Где взять? Пять суток из Новгородской учебки до Ташкента добирались ребята. Все деньги проели, до Москвы не доехав, что могли, продали. У самих кишки от голода к позвоночнику присохли, а еще до Ферганы, до своей части добираться.
Сейчас город не узнать. Почти двадцать лет прошло. За такой срок яблоневое семечко во взрослое, плодоносящее дерево вырастает. Он ради интереса посчитал: если сажали в полтора метра саженец, какой он сейчас? Окинул взглядом парк, раскинувшийся в глубине квартала. Народ гуляет, аттракционы, детишки возле них. Фонтаны в хрустальных искрах манят прохладой, – рай. Зеленые насаждения, вроде как одного возраста, солидного: высокие, тенистые. Прикинул на глаз: сколько лет может быть пирамидальным тополям, выстроившимся колоннами вдоль широченного, как взлетка, проспекта Ленина? Огромные, здоровенные лесины. А чего им: благоприятный климат, почва плодородная, поди, определи их возраст. Притихли, обомлев пышными кронами в утомительном зное красавцы-платаны; деревца грецкого ореха, как солдаты-новобранцы смущенно вытянули шеи, пряча от нескромных взглядов свои глянцевато-зеленые, стриженые макушки.
Бесшумно подкатил к остановке голубой автобус. На мокрый – только что прошла поливная машина – асфальт с веселым шумом высыпала группа молодежи. Пестрая, нарядная стайка ребятни, весело щебеча, порхнула на ту сторону улицы, исчезла за дверьми глазастого, красивого здания.
Школа имени Николая Гастелло. «Счастливые, – Олег хмыкнул, – ему без всякого высокого имени двойки ставили. А это, наверное, десятиклассники, как раз время выпускных экзаменов». Постоял, подождал, хотелось услышать трель школьного звонка, обмереть сердечком. Вздохнул. О сердце и говорить не хочется. Все же не плохо бы в детство хоть на чуть-чуть заглянуть. Ухватить краешком памяти, как техничка баба Маня выходит на приземистое широкое крыльцо. В ее руке бронзовый, потемневший до зелени, от времени, колокольчик. Как звонок, был у этого старенького колокольчика, голосок: куда бы ни спрятался, из самого потаенного места, отовсюду достанет, выгонит своим серебристым, настойчивым дреньканьем. Простая гайка вместо бронзового язычка, а так настырно заливист и громок ее перезвон. Еще чуть постоял, послушал. Нет. Ничего не слыхать. Отправился на базар.
Разноголосая пестрая толпа, горы фруктов, овощей, зелени. Покупатели есть, но не так много, свободно можно ходить, без толкотни. Выбрал Олег и купил небольшую дыню, бабай тут же на месте располосовал ее на сочные, янтарные дольки. Захлебываясь, пачкаясь сладким соком, съел.
