Нет пути. Они не пройдут - страница 38



– Как тебя зовут? – тихо переспросил я.

– Вася, – запрограммировано ответил парень. – Кх-кх, Василий Земляничкин! – торжественно поправился он, разгибаясь.

Я увидел, что вся комната уже полна людьми – повсюду слышался громкий смех и шум голосов – но все разговаривали, насколько я мог расслышать, на безупречном русском. Находившиеся неподалёку начали оборачиваться к нам. Я заметил здесь и нескольких девушек. Но в основном это были такие же молодые ребята, как и товарищ Вася – всем где-то от шестнадцати до двадцати пяти. Все затянутые в светло-серый камуфляж, и некоторые выглядели в нём довольно забавно.

– Ты сам – кто такой? – резко осведомился высокий темноволосый красивый парень, сидевший на койке справа.

– Да так…

– СМБР! – громким и взволнованным шёпотом провозгласили ему в спину. – Сам-то не видишь?!

– Да, есть немного… – величественно подтвердил я.

Тут же в комнате поднялся гомон полупридавленных взволнованных голосов, и в тот же момент десятки пар глаз искоса, но не упуская ни малейшей детали мгновенно устремились в мою сторону.

– А пальцем стену пробьёшь? – робко спросил у меня Вася.

– Давно не пробовал! – спокойно отозвался я, важно садясь на подушку.

Чернявый невольно отодвинулся.

– Константин! – элегантно протянул он мне руку.

Я от души пожал её:

– Роман Заречный, – отрекомендовался я. – Сотрудник Службы Международной Безопасности и Разведки.

– Ты воевал? – спросила синеглазая невысокая девушка с тёмно-каштановыми, и казавшимися почему-то очень мягкими, словно шелковыми волосами, мягко спадавшими на плечи, отодвинувшись от группки спорящих.

– Разное бывало… – небрежно отозвался я, лишённый возможности признаться в правде, но, не желая терять лицо.

– Что говорят? Что планируется? – уверенно уточнил широкоплечий и рослый подросток с ещё совершенно мальчишеским лицом.

Я только собрался ответить, как дверь распахнулась, и в комнату вошёл командир, наконец-то тоже сменивший своё одеяние на пятнистую военную форму и небольшую ярко алую беретку на макушке – так он выглядел удивительно гордо, и даже воинственно.

Словно ураган пронёсся вокруг – все сорвались с мест, и во мгновение построились в две шеренги, вытянувшись в проходе. Я тоже втиснулся между бойцами, и непривычно замер по стойке «смирно» (не стоял так со школьных уроков физкультуры – у «разведчиков» строевая подготовка отсутствовала в подобии!).

Командир прошёлся вдоль строя, зорко оглядел всех, с небольшим прищуром, и скомандовал:

– Напр-а-а! За ной ша-а-аг арш!

Звучно впечатывая сапоги в пол, вся колонна двинулась за ним.

Унданга вывел нас в коридор, затем, через коридор, под расстеленное угольное полотно южного неба, испещрённое крупными сияющими искрами звёздочек. Через опустевшую площадку мы прошли к сверкающему электрическими лучами невысокому зданию, откуда во все стороны разносился нестройный шум и аппетитные запах – это была столовая. Я наконец-то ощущал уже почти забытый вкус обычной человеческой пищи – за время в убежище я привык считать еду довольно неприятной, но необходимой обязанностью, а по дороге сюда нам с Громом часто приходилось голодать по несколько дней. Редкие случайные перекусы, как правило, ограничивались всё теми же пайкам «разведчиков» или, чаще, какими-то совершеннейшими помоями. А здесь – целая миска гречки с тушенкой и морковью, свежий хлеб (настоящий чёрный хлеб!), чай. Мне не верилось, что всё это может быть наяву! Меня постоянно тянуло пощупать, понюхать, снова и снова прикоснуться к ровно отпиленным ломтям свежего ароматного хлеба, и зарыться в него с головой. Я медленно и тщательно, по многу раз пережёвывал каждый кусочек пищи, наслаждаясь этими забытыми ощущениями прикосновения пищи к языку, её вкусом, запахом, видом, потом долго тянул чай, смакуя каждый глоток. К счастью, времени на ужин было дано довольно много, и моё удовольствие не было прервано.