Танцующие застыли.
Вождь поднялся, простёр руку к своему племени и тоже замер.
Все оставались недвижимыми уже долго, и Йоргос тоже не стал шевелиться, хотя не понимал, чего они ждут. Но когда терпение его было на исходе, он вдруг понял, что тишины нет. И нет её уже какое-то время.
Был звук – тихий, медленно нарастающий. Одна низкая гудящая нота. Потом звук удвоился и утроился, становясь сильнее и громче. И постепенно все танцующие присоединились к странному пению, и когда гудение заполнило всё вокруг, они вскрикнули разом и упали, покатились по земле, дрыгая в воздухе конечностями и издавая безумное рычание.
И что-то произошло. Наверное, они перестарались, или кто-то сфальшивил, или просто у Йоргоса наконец-то сработало чутьё. Что-то переключилось у него в голове, и он увидел эту сцену такой, какой она и была: невыносимо глупой, чудовищно ненастоящей.
Он опустил руку с передающим объективом, всё ещё вглядываясь в происходящее, но уже другими глазами. А сектанты продолжали разыгрывать спектакль: они вскочили на ноги, взялись за руки, образовав хоровод вокруг костра, и принялись клекотать, смеясь и будто содрогаясь в трансе.
– Хватит! – со злостью произнёс Йоргос. Его услышал только стоящий рядом Павел. Йоргос обернулся: Консул смотрел на него с любопытством.
– Хватит, слышишь! – в этот раз Йоргос постарался перекричать мерзкий клёкот.
Люди замолчали. Вождь посмотрел в его сторону, слегка склонил голову вправо.
– Уверен, что хочешь прервать ритуал? – живо поинтересовался Павел.
– Хватит. Надо мною. Издеваться! – прошипел Йоргос, едва не плюнув в него. Он так жалел, что под рукой нет ничего, что можно сломать или разбить, только объектив. Ярость поднималась изнутри по горлу, и он заорал, выпуская её. Затем развернулся и помчался куда-то.
Скульзев догнал его на тропе минуты через три:
– В темноте ты тут навернёшься, – заботливо сообщил он.
– Зачем?! – Йоргос развернулся, оскальзываясь по грязи. Павел тут же подхватил его:
– Ну извини, брат, – в голосе Консула прозвучало искреннее раскаяние. – Тут такие… хотел сказать, как ты, но, пожалуй, что нет.
Йоргос дёрнулся, и Павел отпустил его, продолжая говорить:
– Приезжают иногда – туристы-журналисты, сетевые папарацци… Вроде, ну чего сюда переться? Горы, лишения, воздух слишком для них чистый. Жаждут зрелищ. У нас отработанная программа. Танцы под луной, костёр до неба, красота. Людям нравится.
– Ты тоже один из «говорящих»? – недоверчиво спросил Йоргос. Он ещё не простил издевательского розыгрыша, но уже понемногу остывал.
– Ну уж нет, – рассмеялся Скульзев. – Хотя звали, это правда. Просто мы с Вождём старые приятели, бок о бок тут уже тринадцатый год кукуем.
– Он и правда Вождь?
– Иногда. Но чаще – Хадиуль. Завтра я вас заново познакомлю, теперь без дураков. Лады?
Утром база выглядела совсем не так таинственно: старые, обшитые рейками дома, кое-где и кое-как подлатанные, самодельные заборы, огораживающие «внутренние дворики» – узкие, маленькие пространства, забитые хламом.
И отстранённые, но вежливые люди, занятые своими делами.
– Некоторые сейчас в полях, – сообщил Скульзев, подводя его к дому Хадиуля. Дом был такой же, как и у остальных, старый, нуждающийся в ремонте, и не скажешь, что тут живёт тот, кто именует себя Вождём. Разве что только над дверьми висели чудны́е рога – не настоящие, деревянные.
Скульзев открыл перед Йоргосом дверь:
