Жуковский. Как нашли ее? Она ведь была на грани помешательства, ее с трудом спасли от безумия…
Тургенев. Я нашел ее очень слабой, но покорной провидению. О горести ее и говорить нечего.
Вяземский. В защиту вдовы хорошо сказал ее исповедник отец Василий тетке ее Загряжской: «В моих глазах она – ангел.»
Тургенев. Мы-то согласимся с исповедником. Да женщины-то редко говорят друг о друге доброе слово. И клевета продолжает терзать память Пушкина.
Вяземский. Все порядочные люди убеждены в невиновности вдовы, и Пушкин жил и умер с этим убеждением.
Тургенев. Супружеское счастье Пушкиных стало мишенью развратников, Потому он и отверг всякие переговоры секундантов, боясь вмешательства праздных языков в его семейные дела. Д'Аршиаку, которому это было сказано, можно верить.
Жуковский. И сейчас, и в будущем всякий мерзавец сочтет себя вправе бросать в нее камни. Страдает обожаемая поэтом женщина. Надеюсь, мы не будем поддерживать злопыхателей в салонах и компаниях. Честь семьи поэта превыше нашего знания обстоятельств и имен виновных в происшедшем.
Вяземский. Печально, что если истина обнаружится и божье правосудие на грешной нашей земле оправдается, бедного Пушкина не воротишь.
Жуковский. Слава богу, вдова с детьми уехала в деревню, и толки, надеюсь, прекратятся сами собой.
Тургенев. Неужели никто не мог в тот момент остановить его?
Жуковский. Он слишком стремительно действовал. После ноябрьской комедии постарался избежать огласки, инициативу вызова переложил на посла.
Вяземский. В тот момент я отстранился от событий. Не считал возможным вмешиваться в их жизнь. Другие, по-видимому, придерживались противоположной точки зрения. Сопоставляя факты, я уже теперь понимаю, что был заговор. И в ночь перед дуэлью я заигрался в карты, пришел слишком поздно домой, и Вера Федоровна не смогла поделиться со мной своим предчувствием беды. Но не думаю, что в тот момент я разделил бы ее опасения. Каюсь.
Жуковский. Пушкин слишком часто прибегал к дуэлям даже по меньшим поводам. Этот ход стал для него единственным в разрешении всех споров и жизненных конфликтов.
Тургенев. Я заметил в нем честолюбие непомерное. И он мало задумывался над последствиями своих поступков.
Вяземский. И забывал, что дуэльное счастье капризно. Складывается впечатление, что он искал смерти. Прослышав о каком-то Вайскопфе, «белой голове», порывался ехать в Польшу проверить предсказание гадальщицы, обещавшей ему смерть от белого человека.
Жуковский. Зная его темперамент и мнительность, можно допустить вашу версию. Его место в нашем кругу теперь опустело. Но сегодня, мне кажется, он, забыв могильный сон, взойдет невидимо и сядет между нами… А побеспокоил я вас в связи с тем, что Александр Иванович в ближайшие дни, по-видимому, уедет.
Тургенев. Во всяком случае постараюсь…
Жуковский. Я так и подумал. События же последних дней требуют согласованных усилий каждого из нас. Речь пойдет о смерти Пушкина и слухах, распространяемых в обществе. Не хотелось бы, чтобы будущие исследователи трагедии (а такие, безусловно, найдутся) руководствовались выдумками. Масштаб пушкинской личности, явления, можно сказать, не потерпит искажений. И мы, в первую очередь мы, должны побеспокоиться о незапятнанности его имени и жены его. Полагаю справедливым по горячим следам собрать все факты, связанные с этой трагедией.
Тургенев. Насколько это возможно, Василий Андреевич?
