Жуковский. Настолько, насколько серьезно и старательно мы отнесемся к делу. В бумагах покойного я обнаружил не только небрежные плоды его забав, но и следы холодных наблюдений и горестных замет.
Вяземский. Чем более проведываешь обстоятельств, окружающих эту смерть, тем более видишь адские козни, что были устроены против Пушкиных. Раскроет ли время их вполне или нет – неизвестно.
Жуковский. Довольно и того, что мы уже знаем. Вы видели, каким потрясением для всех стала эта смерть. Тысячи пришли с ним проститься, выразить свою скорбь.
Тургенев. Общество заявило о своем отношении к произошедшему. Равнодушных не было. Город захлестнула стихия любви к поэту.
Жуковский. Сам государь будто соприсутствовал среди своих подданных. И благодаря стараниям графа Строганова, похороны Пушкина прошли достойно.
Тургенев. Нет, нормально похоронить поэта народу не дали. На одном из постоялых дворов, где меняли лошадей, какой-то мужик обмолвился:«Хоронят человека как собаку!» Сказал это, даже не зная, чей гроб обнимал Никита, слуга Пушкина.
Вяземский. И до сих пор распространяются слухи, порочащие Пушкина и семью его. Давыдов из Каменки спрашивает о подробностях, чтобы опровергать разглашаемое там бабами обоего пола.
Жуковский. Ну и отпишите в Каменку, что знаете.
Вяземский. Сами-то мы многое ли знаем? Даже порядочные люди признают эту бедственную историю каким-то фаталитетом, который ни объяснить, ни упредить было невозможно. А желающие что-то понять и истолковать впадают в басни, выдумки и клевету. Я уже написал Корфу, кстати, лицеисту первого выпуска, который характеризует Пушкина как завсегдатая трактиров и представителя самого грязного разврата. Пушкин не был монахом, но ничего трактирного и развратного в нем не было. И все-таки частными письмами тут не обойтись: правду хотят знать все.
Жуковский. Тем более мы обязаны в меру наших сил разобраться в пружинах этого действа. Власти и полиция выдвинули версию заговора…
Вяземский. Заговор есть, но ищут его не там, где он на самом деле.
Тургенев. Похоже, что власти сами себя пугают.
Жуковский. Поэтому и надо собрать все известное и скрытое и составить полное описание, засвидетельствовать очевидцами и докторами, чтобы память о Пушкине сохранилась в целости и чистоте.
Вяземский. О том же я просил Нащокина в Москве, буду просить и других.
Тургенев. Надо обратиться и к госпоже Вревской, дочери той Осиповой, у которой я останавливался в Тригорском.
Жуковский. Исходить надо из того, что Пушкин принадлежит не одним близким и друзьям, но отечеству и истории. Нужна общая реляция из очных наших ставок. Нам надо назвать причины, имена и изложить наше мнение..
Тургенев. То есть, указать виновных в смерти поэта? Боюсь, нескоро мы доберемся до разрешения этой запутанной задачи.
Жуковский. У будущих историков останется еще меньше возможностей установить истину. Я имел разговор с Загряжской Екатериной Ивановной. Она требует назвать всех виноватых и поставить их к позорному столбу будущего.
Вяземский. Василий Андреевич прав: надо изложить нашу совместную точку зрения, чтобы не поощрять слухов нашей разноголосицей.
Тургенев. Я не против. Но как вы себе это представляете? Издать манифест? А рискнем ли мы, напуганные двадцать пятым годом, искать истину и оглашать ее?
Вяземский. Полной откровенности мы себе позволить не можем. Если уж наше пребывание у гроба покойного посчитали заговором, то что произойдет, когда мы скажем нечто членораздельное по поводу западни, устроенной Пушкину?
