- Когда наряжала её или, когда напивалась в клубе? – Глеб бросил на фею холодный взгляд, затем кивнул мне, чтоб шла за ним.
Ну, вот она, расплата. Сейчас мне скажут всё, что обо мне думают, а я даже ответить не смогу, потому как действительно виновата.
Эта мысль загорелась желтой лампочкой в моем в мозгу, потому я решила идти на опережение - как только Глеб сел на широкий белый диван и рукой предложил занять место рядом, я аккуратно опустилась на самый краешек в самой дальней части предмета мебели и тихо, чтобы Лина не услышала, сказала:
- Простите меня, пожалуйста.
Даже голову опустила, потому как стыдно было и вообще… кротость – наше всё. Особенно ввиду грозящих кредитов и поиска новой работы.
Поднимаю голову, так и не дождавшись ответа, и вижу странную картину: на лице у Глеба ходят желваки, да и сам шеф выглядит так, словно я его только что волчьей ягодой накормила.
Плохо, Мила, плохо… монстры не любят слова «пожалуйста», они понимают только язык силы. Уже собралась, было, использовать вариант «атакуй в наглую, заявляя, что он сам во всём виноват», как шеф склоняет голову набок, как-то странно заглядывая в мои глаза, и спрашивает тихим таким, страаашненьким голосом:
- А за что именно вы, Мила Георгиевна, сейчас просите прощения?
На «вы» стал обращаться.
Не просто «плохо». Хуже некуда!
- За то, что я так внезапно напилась и начала буянить, - отвечаю тихо-тихо, так, что шефу даже приходится наклониться ко мне, чтобы расслышать.
- То есть за то, что вы не давали мне прикоснуться к спиртному, мотивируя это наказом от моей бывшей личной помощницы, вы извиняться не думаете?
Я вновь опустила голову, пытаясь скрыть румянец. Конечно, не думаю! Там я была абсолютно права! И поступила так, как должно было поступить хорошей работнице.
- Что-то в вашем лице наталкивает меня на мысль, что нет, - продолжил шеф опасным, предостерегающим голосом, - Вы также не собираетесь просить у меня прощения за то, что сорвали мне несколько встреч на приёме губернатора, напившись с четырёх бокалов и угрожая здоровью всех особей мужского пола своей обувкой?
Что-то в его словах начало сильно меня напрягать, но я не стала заострять внимание, потому как всё моё существо отозвалось в протесте на его заявление: он ведь сам не хотел идти на этот прием! И напилась я лишь потому, что спасала его от неизвестных последствий после употребления алкоголя!
А Глеб Самойлович тем временем продолжил:
- Также, чувствую я, вы не собираетесь просить прощения за то, что поцеловали меня?
Ой, как жарко!
Я сижу, ни жива, ни мертва, опустив голову, с ручками, сложенными на коленях, и не знаю, что сказать.
Это был самый спорный момент в моих рассуждениях – должна ли я была просить у него прощения за Это? Если рассуждать здраво (а сегодня с похмелья у меня получается крайне плохо), то он сам усадил меня на себя! Даже самая глупая девушка в таком случае задалась бы вопросом, зачем он это сделал? А я глупой не была. По крайней мере, не всегда. Да, сегодня у меня с соображалкой туго, но, в конце концов, красный диплом университета о чём-то да говорит?..
Мотнула головой, запутавшись в своих мыслях.
- То есть, не собираетесь? – ещё тише и ещё мягче спросил шеф.
Ой! Я ведь не с ним разговаривала!
Поднимаю голову, испуганной ланью смотрю на него. Выдавливаю первое, что пришло в голову:
- Вы сами виноваты.
На лице Глеба появляется выражение, опознать которое я не в силах.
