– Что есть, а чего нет? – поинтересовался Вася. – Не понимаю.
– А тебе, Вася, ничего и не надо понимать, – съязвил Осиновский. – Ты и так красивый, без всяких пониманий.
– Я знаю, – согласился с шефом молодой телохранитель. – Я ведь когда в зеркало смотрю, то всё вижу.
– Вот, именно, господин красавец, – продолжал свои рассуждения предприниматель. –Когда по-настоящему не в зеркало, а в телеящик глянешь, то въедешь, сообразишь, даже ты, Вася, что культура у нас, где-то, на провинциальных выселках. Или её вообще не наблюдается. Нет, в принципе, культуры. Разве только ещё в Питере осталась, но в пунктирном состоянии, причём на заокеанский лад. Я за базар отвечаю.
– Но у нас же имеется в стране Министерство культуры,– заметил Ковалёв. – Значит, и культура тоже присутствует.
– А вот и не угадал, лейтенант, – Осиновский находился в приподнятом настроении. – Не культура это, а суррогат. Можно, к примеру, организовать Министерство здрававого смысла. Но появится ли этот самый смысл?
– Да бог с ней, с вашей культурой! Мне другое интересно знать. Вы, что, на полном серьезё, Родион Емельянович, – поинтересовался Вася, – лично знали этого самого чудилу Некрасова?
– Познакомлюсь с ним, непременно, Василий Васильевич, заверил молодого телохранители Осиновский. – Но не сейчас, а когда-нибудь, не очень скоро… когда окажусь в другом мире. А теперь… стоп, машина!
– Что случилось, Родион, – Григорий инстинктивно полез пальцами в скрытую кобуру с «Вальтером», на портупее, под пиджаком, – чувствуешь опасность?
– Большую опасность, – Осиновский схватился руками за живот. – Называется конкретно – расстройство желудка от… всякого и разного выпитого и съеденного. И ты был прав, Гриша. Свою лепту молочко внесло в такой расклад. Всем оставаться на местах!
– Почему? – подал голос Василий.– Мы же должны…
– Я что, невнятно пробормотал? – довольно свирепо произнёс Осиновский. – У дороги буду находиться, вон в той рощице! И нечего меня тут за руки держать, а то прямо здесь моё… днище выбьет. Пяти минут мне достаточно.
– Тебе, Родион, одному за обочину дороги заходить опасно, – предупредил друга и хозяина Григорий. – Я буду тебя сопровождать.
– Никто меня сопровождать не будет, – Осиновский вышел из салона остановившейся машины. – Пока хожу, откройте для меня бутылочку «Камю» и закусь приготовьте… любую! Уверяю вас, что звуки, которые мне предстоит издавать, будут мало похожи на соловьиные трели. Туалетную бумагу не надо, подотрусь по-крестьянски, листом подорожника. Как вы, блин, все мне… оппозиционели!
С этими словами он поспешно вышел из машины и спустился в небольшой овражек.
Они не посмели ослушаться своего хозяина и следовать за Осиновским, но прислушивались к каждому шороху, к каждому звуку. Крики птиц, едва уловимый плач сверчков, откуда-то, из-за рощи, шум машины… Нет не с магистрали, где звуков хватало, а очень далеко, в противоположной стороне.
Так что, опасности автомобильный путешественник по лесным дорогам для них не представлял. Потом послышались и другие звуки, которые явно подтверждали, что у магната Осиновского и, на самом деле, глобальное расстройство желудка. Раздался его короткий крик. Василий дёрнулся. Но Григорий остановил почти юного своего коллегу жестом и сказал:
– У Родика ещё имеется и хронический, очень активный геморрой, так что, такие крики он часто издаёт. У каждого, как говорится, своя судьба, своя дорога.
