Субад слышал, как она всхлипывает под ним, и долго не мог получить желаемое, мысль о том, что причиняет ей боль, мешала сосредоточиться на собственных ощущениях.
— Заткнись, сучка! Иначе навсегда успокою.
Он не подозревал, что Тарико нельзя было напугать смертью.
— Ненавижу тебя, тупое животное! - прошептала она, не заботясь о том, как расценят ее слова.
Субад вышел из нее, резко развернул на спину и влепил пощечину. А потом наклонился, чтобы посмотреть прямо в лицо.
— Ну, что уставилась? Теряй сознание, у тебя хорошо получается отключаться в нужный момент.
Тарико слабо пошевелила губами, и ему пришлось наклониться еще ниже, чтобы расслышать.
— Ночью я не нарочно это сделала. А сейчас не могу... Ты меня изменил. Сейчас я хочу все знать, все чувствовать и помнить. Боги накажут тебя, Субад Багери. Они уложат тебя в самый красивый гроб. Мне нужно только немного исправить рисунок.
— А если я переломаю тебе все тонкие пальчики? – с жуткой лаской в голосе спросил он, целуя ее плечо и опускаясь к груди. – Ты не сможешь держать карандаш и совсем рехнешься от горя, что любимую игрушку забрал.
— Тогда придется и голову разбить, потому что все мои черновики там.
— Гиданская ведьма!
Он действительно колебался, не придушить ли ее прямо на столе. Какой в ней прок? Но тогда придется искать новую исполнительницу для наброска Камы. Поднимать списки заключенных, показывать фотографии и объяснять, что ему нужно. Опять же провал статистики. Никто не должен покидать унылый ад лагеря слишком скоро.
И еще стол шатается, левый край ниже, наверно, опять ножка подогнулась. Субад раздраженно бросил скомканную одежду в лицо Тарико и подошел к стене, где находилась кнопка вызова.
— Скоро принесут еду на двоих. Потом сядешь за работу, набросок мне нужен к вечеру. Не справишься, выгоню в барак.
Требовалось починить стол и Субад нагнулся, чтобы осмотреть ножку.
— Здесь была книга или какая-то другая подпорка. Ты убрала?
Путаясь в длинных рукавах теплого платья, Тарико сдавленно отвечала:
— Простите, она выскользнула, когда я мыла пол. Там скопилась куча ореховой скорлупы и разного мусора. Я сдвинула совсем немного… Вот она ваша «История геологических изысканий...».
— Я помню, что это за книга! – рявкнул Субад. – Не прикасайся больше к моим вещам.
— Еще пару лет и страницы сгниют, - укоризненно сообщила Тарико. - Издание очень хорошее, библиографическая редкость.
— Может, через пару лет и нас здесь не будет, а ты беспокоишься о грязной книжонке.
— Когда-то ее листы были сочной древесиной с ходами для невидимых рек, текущих в обе стороны – с земли до неба и обратно. Они помнят шум ветра на холме и перекличку птиц.
Тарико сама с собой разговаривала, наводя на столе прежний порядок, будто забыла, что жизнь ее только что висела на нитке. Крепкой, шелковой нитке в руках Субада. Ему еще не приходилось встречать таких женщин - спокойных внешне с бурями внутри. Выдержанных и натянутых, как струна.
— В ванной я нашла куски разбитой плитки. Можно ими стол подпереть, а книгу оставить в покое. Вы позволите?
Субад не сдержал насмешливого возгласа. Девчонка поражала его на каждом шагу. Только что сыпала проклятьями и обещала уложить в ящик для подземного спуска, а сейчас как ни в чем не бывало просит сберечь бумажную рухлядь. Будто надев длинный балахон, приняла его за броню, которую и пулями не возьмешь. Но платье комнатной работницы ей очень идет, отложной закругленный воротник подчеркивает тонкую шею и гордую посадку головы.
