И мой сын. Проклятие. Моему сыну она понравилась.
Сколько ночей я не спал, гадая, как на него повлияет то, что он вырос в мужской бейсбольной команде? Впервые за его короткую жизнь ему по-настоящему понравилась женщина, он почувствовал себя с ней комфортно, а я своей дурью ее отпугнул.
Я наблюдаю за тем, как Миллер уходит по коридору, смотрю, как она заходит в лифт, и не перестаю удивляться тому, что всего несколько часов назад я желал, чтобы она ушла, а теперь, когда это произошло, я отчаянно хочу, чтобы она осталась.
– Пап, не нужно стелить диван. Сегодня я буду спать в своем фургоне.
Наклонившись, чтобы дотянуться до пальцев ног, я разминаю спину, нуждаясь в отдыхе после двадцатичетырехчасовой поездки. Последнее, что я хочу делать после такого долгого сидения, – это спать на диване. Матрас в моем фургоне гораздо удобнее.
– Ты можешь занять мою кровать, – настаивает он.
– Я не буду спать на твоей кровати.
– И ты не будешь спать в своем фургоне в центре Чикаго.
Я смиренно вздыхаю.
– Может, разберемся с этим позже?
– Идет. Как прошла поездка?
– Хорошо. Легко.
– И как долго ты пробудешь в городе?
Я ждала подобного допроса, но, что бы я ни сказала, папа не станет слушать. Да, я согласилась приехать в Чикаго из Майами лишь для того, чтобы успокоить его, но мои первоначальные планы постепенно доехать до Западного побережья остались в силе. Большую часть времени он будет проводить на поле или в других городах во время игр, так какой мне смысл торчать в Чикаго, если я не поеду с ним, чтобы помочь с Максом?
Он расхаживает по кухне, доставая продукты, хотя знает, что через две минуты после начала готовки я все возьму на себя. Эммет Монтгомери великолепен во многих вещах, но приготовление пищи в это число не входит.
– Хочешь поговорить о том, что произошло прошлой ночью? – спрашивает он.
– Не-а.
– Ладно. Давай все равно об этом поговорим.
– Кай – это уже слишком, – быстро выпаливаю я. – У этого парня нет ни капли спокойствия.
Отец стоит у плиты и разбивает яйца на сковороду. Его спина вздрагивает от смеха.
Я без колебаний подхватываю этот смех.
– Тебе следует потренироваться, – говорю я ему, выуживая из яичницы скорлупу, пока она не зажарилась.
– Скажи спасибо, что я ужасен на кухне. Это причина, по которой ты делаешь в своей жизни что-то настолько удивительное. Обложка журнала «Еда и вино», Милли? Невероятно.
Его голос, как всегда, сочится гордостью, но я стараюсь не слишком много думать о статье или награде, которую я только что получила. Мне нужно вернуться на кухню и попрактиковаться, чтобы никто не дышал мне в затылок.
Возможно, это и к лучшему, что помочь Каю слишком сложно. У меня есть другие дела, на которых мне нужно сосредоточиться.
Я забираю у отца лопатку, официально принимая командование на себя.
– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом, кроме выпечки?
– Конечно. Давай поговорим о Кае.
– Да легко.
– Что случилось прошлой ночью?
Я бросаю на него многозначительный взгляд.
– Я просто хочу, чтобы ты знал, что у тебя ужасный вкус на людей, потому что твой любимый игрок – самый плохой. Он сказал, что не желает знакомиться со мной поближе после того, как я целый день ухаживала за его сыном.
Потом он звонил мне бесчисленное количество раз, но я не стала слушать голосовые сообщения. Я предполагаю, что они были отправлены под давлением моего отца, и я не собираюсь выслушивать его вынужденные извинения.
