– И это все? – окликает она.
Я возвращаюсь в ее личное пространство.
– Что еще ты хочешь, чтобы я сказал?
– Ну не знаю. Как насчет «Спасибо тебе, Миллер. Я не удивлен, что мой сын уже любит тебя, потому что с тобой очень легко ладить»? Или, может быть, ты мог бы попытаться узнать меня получше. На самом деле все что угодно.
– Я не хочу тебя узнавать.
Какой в этом смысл, если она скоро уедет?
От моих слов она резко вскидывает голову.
– Эти чертовы социальные навыки пришли с отцовством, или ты таким родился?
Я ничего не говорю, продолжая опираться плечом на дверь между нашими комнатами.
– Ты ведь понимаешь, что проблема здесь в тебе, верно? С твоим сыном все просто.
И снова я не отвечаю.
Ей не обязательно мне это говорить. Я достаточно хорошо себя знаю, чтобы понимать, что проблема во мне. Я знаю, что чрезмерно опекаю его. Знаю, что с Максом легко, но также знаю, что он моя единственная семья, не считая моего брата, а я – его. Он все, что у меня есть.
Миллер устало вздыхает, и это звучит так, будто я ей ужасно надоел.
– Просто не собираешься отвечать? Круто. Тебе что-нибудь еще нужно? – Она указывает на мое тело. – Пройти какую-нибудь терапию после игры, прежде чем я уйду?
– Нет, я уже закончил.
Ложь легко слетает с моего языка. Мое тело отомстит мне за то, что в восьмом иннинге я не позаботился о своем плече, локте или запястье. Я должен был отправиться на полуночный заплыв или провести следующий час в тренажерном зале, позволяя тренировать меня на растяжку и подвижность. Вместо этого я сел в первый же автобус, чтобы уехать с арены, даже не вернув экипировщикам свою форму.
Миллер смеется, но в этом нет ничего смешного.
– Боже, наконец-то ты что-то сказал, и это – чушь собачья.
Не стоило врать ей о том, что я делаю после игры. Ее воспитывал тренер по бейсболу.
Она встает с кровати и выключает радионяню в знак того, что на сегодня с нее достаточно.
– Я собиралась этим летом поиграть в чертову Мэри Поппинс, но никак не смогу общаться с тобой в течение двух месяцев. – Она небрежно собирает свои вещи по всей комнате. – Я думала, что смогу это сделать. Макс замечательный, но ты… – Она качает головой. – Ты не такой.
Что она делает? И куда, по ее мнению, направляется? Всю свою игру я ожидал, что она облажается и я смогу ее уволить, но теперь она уходит по собственному желанию.
Сейчас я в состоянии думать только о маленьком мальчике в соседней комнате, который крепко спит, счастливо проведя день с девушкой, которая собирается из-за меня уйти.
Я преграждаю ей путь, встав между ней и дверью.
– Куда ты?
– Так далеко от тебя, как только смогу. Вся эта история с властным отцом-одиночкой поначалу была немного возбуждающей, но теперь это, – Миллер делает пальцами жест вверх-вниз, показывая на мое тело, – утомляет.
Она отступает в сторону, протягивая руку к двери, ведущей в коридор, но я двигаюсь вместе с ней, загораживая выход.
– Пожалуйста, отойди.
– Куда ты пойдешь? – снова спрашиваю я. – Уже поздно.
Она на мгновение откидывает голову назад, чтобы успокоиться.
– У меня арендовано жилье. Мне нужно собрать вещи, чтобы завтра уехать в Чикаго.
– О. – Что ж, это хороший знак. Она возвращается в мой город. – Значит, увидимся в воскресенье? У меня дома.
Она смеется, но в ее смехе столько разочарования.
– Сначала ты не хотел, чтобы я присматривала за твоим сыном. Теперь хочешь. Решайся, Родез. Что ты выберешь?
