– Итак, Майами…
– Я работала там на кухне, но постоянно все портила. Я решила взять летний отпуск, чтобы подготовиться к следующему проекту. Это мой самый масштабный проект на сегодняшний день.
– А что это за обложка, о которой ты так беспокоишься?
– Обложка журнала «Еда и вино». И я предполагаю, что заголовок будет примерно таким, – я жестом показываю перед собой, как будто читаю, – «Миллер Монтгомери. Ни черта не умеет печь».
Он понимающе кивает.
– Цепляет. Думаю, это будет хорошо продаваться.
Частичка внутреннего разочарования покидает меня вместе со смехом, который срывается с моих губ. Как удар в грудь, меня поражает осознание того, что Кай потенциально может мне понравиться. Особенно если он продолжит вести себя очаровательно и поддерживать меня, вместо того чтобы быть таким властным по отношению к своему ребенку.
– Что ж, если это что-то значит, я глубоко впечатлен.
– О, хорошо. – Я опускаю плечи. – Жду от тебя врезку в свое интервью. «Бейсбольный питчер из Чикаго недоумевает, кому, черт возьми, может понадобиться козий сыр на десерт, но, тем не менее, он впечатлен».
– Вообще-то из Техаса.
– Хм?
– Я из Техаса. Если быть точным, из Остина.
Такая мелочь. Такой незначительный факт на общем фоне, но то, что Кай охотно делится информацией помимо того, что его сын любит есть или когда предпочитает спать, оказывает на меня совершенно неожиданный эффект.
– Деревенский парень, да?
Его образ во «Вранглерах»[46], во многом из-за того, как он выглядит в своих бейсбольных штанах, вызывает у меня самые разные чувства.
– Миллер.
– Хм?
– Ты сейчас мысленно представляешь меня сексуальным, правда?
– Абсолютно.
Уголки его губ подрагивают.
– Твои родители, они еще в Техасе?
Он начинает собирать посуду, которую я испачкала, полностью игнорируя мой вопрос.
– Может, пойдешь? Я уберу. Не хочу, чтобы Монти завтра на тренировке надрал мне задницу из-за того, что ты разбудила его, вернувшись домой слишком поздно. Спасибо за помощь сегодня вечером. Надеюсь, что с Максом у тебя все было в порядке.
– Он был ангелом. Я действительно никак не пойму, от кого он мог это унаследовать.
Спина Кая вздрагивает, но я не получаю удовольствия от его смеха.
– И чтобы ты знал, я не собираюсь ночевать у отца.
Стоя у раковины, Кай бросает на меня взгляд через плечо.
– Я останусь в своем фургоне на его парковке.
– В центре?
– Да.
– Нет.
У меня вырывается недоверчивый смешок.
– Прошу прощения?
– Ты не останешься на парковке в центре Чикаго, Миллер. Можешь ночевать в моей комнате для гостей.
– Нет, спасибо.
– Миллер. – Его тон становится резким. – Не спорь со мной по этому поводу.
Я закатываю глаза.
– Может, ты и отец, но не мой.
– Хочешь, я позвоню твоему отцу, чтобы он сказал, насколько ты, черт возьми, не в своем уме?
– Серьезно, Кай? Ты собираешься позвонить моему отцу и донести на меня? Тебе не кажется, что я для этого немного старовата?
– Если это нужно для твоей безопасности, то да. Ты ведешь себя нелепо. Оставайся в моей комнате для гостей или спи в его доме на диване. Зачем тебе жить в своей гребаной машине?
Потому что это делает меня независимой. Это мое личное пространство на колесах, которое может увезти меня далеко от всего и всех. Моя карьера не способствует отношениям. Я люблю своего отца, но не хочу привязываться к ощущению, что он рядом. Ему нужно, чтобы я держалась подальше, чтобы он мог жить той жизнью, которой ему предназначено было жить до моего появления.
