— Пожалуйста, Леон. Ради меня поговори с ним. Вы ведь были когда-то командой… — пытаюсь напомнить, как любил он проводить каждую свободную минуту с отцом.
— Это запрещенный прием, ма… — задерживаю дыхание, потому что знаю, он хоть и вспыльчивый, но очень разумный мальчик.
Где-то там внутри он прекрасный друг, отзывчивый товарищ и веселый собеседник. Просто сейчас это все с налетом дерзости и злости.
— Ладно, — спустя паузу выдает: — Но если…
— Леон, не наглей.
— Окей, но меня отпустят через полтора часа. — бросает он напоследок, отключая звонок.
В другой бы раз обязательно бы что-нибудь сказал в ответ на нравоучения. Но очевидно, сын сильно злится. Это, честно сказать, вызывает теплоту, ведь у меня есть мой самый любимый защитник. Я не одна, я с маленьким взрослым сыном.
Снова вихрь гнева на Аристова поднимается в душе. Этот человек даже отцом не достоин называться за то, что заставляет переживать своего сына.
Возвращаюсь в кабинет к Демиду уверенно и гордо вскинув подбородок, но не успеваю и слова сказать.
— Раз уж я нужен сыну, то я остаюсь дома, — с привычным равнодушием заявляет мне.
От его поведения, честное слово, глаза на лоб лезут.
— Это мои слова так подействовали?! Надо же! — хлопаю в ладоши, демонстрируя сарказм настолько, насколько могу: — Где ты был раньше, Демид?! О чем ты только думал?! — усмешка прорывается сквозь озлобленный крик: — Впрочем, какие вопросы…ты ведь думал, как бы присунуть первой же попавшейся, но не о своих детях!
— Перестань, Диана! — раздражается.
Вижу как ходят желваки, а сам прожигает убийственным взглядом. Когда-то я считала, что это выглядит сильно.
Но нет.
— Не перестану, потому что все это из-за тебя! — надвигаясь на него, тычу пальцем: — Как считаешь, что твой сын, которому ты нужен, думает по поводу отца, зажимающегося с юными девушками?!— горько улыбаюсь со стойким разочарованием.
Хочу, чтобы он испытывал стыд, чтобы ему стало противно от самого себя.
Демид проводит рукой по волосам, резко выдыхая и напрягая челюсть.
— Не драматизируй, — высекает словами: — С Леоном я решу, — смотрит так, будто я не умею разговаривать с собственным ребенком: — Не лезь.
Горько усмехаюсь.
— Папаша года… — вырывается тихим шепотом: — Он освободится через два часа. И…Демид, подбери слова, чтобы подготовить сына к нашему разводу.
Уже двигаюсь к двери, чтобы выйти из кабинета, но он хватает меня за руку.
— Поумерь свой пыл, — чеканит прямо в лицо: — Дети не будут расти с матерью-одиночкой.
— Вот как?! — театрально удивляюсь: — Хотя, да, ты прав… У них ведь будет отец выходного дня! — противостою, как могу.
Потому что не позволю вытирать ноги, ни об себя, ни тем более касаться Леона и Златы. Не после того, как самозабвенно и бескорыстно много лет назад отдала ему душу по его же просьбе.
— И это ты так решил, не я! — выдергиваю руку.
— Я ни слова не сказал о разводе. Это все твои фантазии и желание показать, что ты все можешь? Что ты сильная женщина, и детей накормит, и дом уберет, и ужин приготовит… Хотя вот, незадача, какой в этом смысл? А? — вздергивает бровь: — Как же мамочка отдаст детей няне?! Как же передаст ведение ремонта и уборки?! — смотрю на его спектакль, роняя слезы.
Я думала, что значима и ценна для него…а оказалось…
— Вот объясни мне, ушатываться, чтобы что, Ди? Чтобы на хрен слить отношения с мужем?
Нет, то, что он считает меня виноватой, я понимала… Я и сама осознаю, что моей вины равная доля…Однако, ощущение, что в каждом слове сквозит то навязываемое чувство, которое он пытается возложить на меня сверх меры.
