Невероятное паломничество Гарольда Фрая - страница 8

– Ты там не пьешь случайно?

– Выпил лимонаду и чувствую себя превосходно. Давненько мне не было так хорошо. Я тут познакомился с отличным парнем, он продает спутниковые тарелки.

Он умолк, как будто готовясь сообщить нечто судьбоносное.

– Морин, я дал зарок идти. Пешком до Берика.

Она решила, что ослышалась.

– Пешком? До Берика-на-Твиде? Ты?

Гарольда ее вопросы почему-то ужасно развеселили.

– Да! Да! – фыркнул он в трубку.

У Морин пересохло в горле, а ноги едва не подкосились. С трудом обретая дар речи, она произнесла:

– Я что-то не до конца понимаю… Ты идешь навестить Куини Хеннесси?

– Я пойду туда пешком, и тогда она выживет. Так я ее спасу.

Колени у Морин сами собой подогнулись, и она поспешно оперлась ладонью о стенку.

– Вряд ли. Ты никого не можешь спасти от рака, Гарольд. Если только ты не хирург. Ты и хлеб-то не режешь, а больше крошишь. Просто смешно слушать.

Гарольд снова рассмеялся, как будто они говорили не о нем, а о ком-то постороннем.

– Я тут пообщался с девушкой с автозаправки – это она подала мне идею. Она-то как раз поверила, что ее тетя вылечится от рака, и та вылечилась! А еще она показала мне, как разогревать гамбургер. Представь себе, с корнишонами!

Гарольд так рьяно убеждал ее, что совершенно обескуражил. Морин даже бросило в жар.

– Гарольд, тебе уже шестьдесят пять. Ты дальше своей машины никуда не ходишь. И еще, если ты случайно не заметил, ты забыл дома мобильник.

Он хотел что-то ответить, но Морин не дала себя перебить:

– И где ты вообще собираешься ночевать?

– Не знаю. – Он больше не смеялся, а голос его заметно потускнел: – Но просто отправить ей письмо слишком мало. Прошу тебя, мне это очень нужно, Морин…

То, что Гарольд так по-детски упрашивает ее и в конце даже назвал по имени, будто оставляя за Морин право выбора, хотя он уже все для себя решил, переполнило чашу ее терпения. Она вскипела:

– Значит, Гарольд, ты направляешься в Берик. Что ж, раз тебе так приспичило… Хотела бы я посмотреть, как ты будешь одолевать Дартмур.

В трубке резко запикало, и Морин крепче стиснула ее в руке, словно цепляясь за самого Гарольда.

– Гарольд! Ты сказал, ты в трактире?

– Нет, в телефонной будке. Ну тут и вонища! Наверное, кто-то тут…

Его голос умолк. Все стихло.

Морин кое-как добралась до кресла в прихожей. Безмолвие в доме оглушило ее, как будто Гарольд и вовсе не звонил. Оно поглотило остальные звуки, и больше не было слышно ни тиканья часов, ни шума от холодильника, ни пения птиц в палисаднике. Морин ворочала в мозгу слова: Гарольд, гамбургер, пешком, пока среди них не высунулось еще два: Куини Хеннесси. Столько лет прошло… Где-то на самом дне встрепенулось давным-давно схороненное воспоминание.

Морин просидела так до темноты, пока вдали на холмах не зажглись фонари, сочась неоном, стекавшим в янтарные озерца во мраке ночи.

Гарольд Фрай был долговязый человек, шагавший по жизни, втянув голову в плечи, как будто опасался удариться головой о низкую притолоку или получить щелчок бумажным катышком, запущенным неизвестным злоумышленником. Когда он появился на свет, мать посмотрела на врученный ей сверток и пришла в ужас. Она была совсем молода, ее губки напоминали бутон пиона, а муж, до войны представлявшийся сущей находкой, впоследствии ей таким уже не казался. Никакого ребенка она не хотела и не знала, что с ним делать. Мальчик скоро сообразил: чтобы как-то удержаться на плаву, надо оставаться в тени, притвориться, будто тебя тут и вовсе нет. Иногда он играл с соседскими детьми, но больше подглядывал за ними исподтишка. В школе Гарольд так старательно тушевывался, что часто сходил за тупицу. Уйдя в шестнадцать лет из дому, он начал самостоятельную жизнь, пока однажды вечером на танцах не встретился глазами с Морин и не влюбился без памяти. В Кингсбридж молодоженов привела работа в пивоваренной компании.