– Кто вы? С какой целью ведете наблюдение? Отвечайте!
Под конец менталист рявкнул так, что у меня зубы от страха застучали. Неужели меня сейчас арестуют, как Марию-Элену? Отправят в темницу, где я не увижу света до конца своих дней. А будут ли меня пытать? Или отрубят голову сразу? Слезы брызнули, словно из дырявого меха с водой.
– Я-я-я… я ж-ж-же прос-с-с-то с-с-м-мотрела, – пролепетала, обхватывая себя руками в попытке остановить бьющую меня дрожь.
Слезы покатились по щекам. Он так напугал меня! И себя жалко, хотела всего лишь понравиться дофину и посмотреть на приезд важных гостей. А что в итоге? Абаста?
– Мадемуазель Эвон? – Менталист удивленно вскинул брови и осмотрел меня с ног до головы.
Он что, не узнал меня? Как это возможно? Неужели беляночкой я так разительно отличаюсь от себя настоящей?
– Выбирайте, виконтесса. – Он протянул мне руку. – Если вы не расскажете мне, что здесь происходит, я буду вынужден под стражей проводить вас в помещение для дознания.
Аккуратно вложила свои дрожащие пальчики в широкую ладонь мага и, уже простившись с белым светом, решительно сделала шаг вперед. «Старик» верно сказал. Я виконтесса! Я обязана быть храброй до конца. Даже если очень страшно, как сейчас.
– Я… я всего лишь хотела посмотреть на приезд дофина, месье де Грамон.
Он заинтересованно посмотрел на меня. Не ожидал, что я знаю его имя? Так я и не узнавала, достаточно было прислушаться к разговорам пажей.
– Все претендентки и бо́льшая часть академии в обеденном зале, отчего вы здесь? Мадемуазель Эвон, мое терпение небезгранично. И что за ужас у вас на лице?
– Это белила, – призналась упавшим голосом.
– Не слышу!
– Белила, – повторила чуть громче.
– Как мертвяк прямо, – едва слышно пробормотал де Грамон. – Зачем? – Менталист удивленно меня разглядывал.
– Ах, как тут не понять! – Казалось, моему возмущению не было предела, даже катившиеся градом слезы высохли. – Амели сказала, что все фаворитки дофина – блондинки со светлой кожей. А я? Вот и замазала всю черноту. Я теперь беляночка. А мадемуазель Лаура, наша классная дама, запрещает краситься. Что мне оставалось делать? Если я приду так к самому началу церемонии, никто не посмеет погнать меня умываться.
Месье де Грамон задумчиво на меня смотрел, будто не веря в рассказ. Может, потому что я постоянно сбивалась? Мысли прыгали в голове, будто убегая от сознания. Вот! Даже мысли боятся «старика».
– Предположим. А что вы забыли тут, у бойниц?
– Так посмотреть на приезд дофина очень хочется, – призналась, похлопывая себя по щекам, проверяя, не потекли ли белила от слез.
– Что это вы делаете, мадемуазель?
Удивленно посмотрела на Цепного Пса, не прекращая постукивать пальчиками под глазами. Неужели он действительно не понимает?
– Проверяю, не потекли ли белила.
– Вы всерьез верите, что я позволю вам оставить этот ужас на лице? Жуткую белую маску? Мне дорога жизнь племянника, а от вида такой утопленницы, как вы сейчас, ему станет дурно. Как будто русалка из пруда вылезла и зовет к себе, брр.
У меня даже открылся рот. Что это значит? Месье де Грамон не скрывал впечатлений от моего внешнего вида. Утопленница? Я? Разве похожа?
Но ведь Аврора и Армель, да и я сама посчитали, что результат идеален. Что не так? Расстроенно посмотрела на менталиста. Да что понимает этот мужчина? Сам небось только преступников да шлюх ловит в столице, ну или тех, кто замышляет плохое против короны. Где ему увидеть подобную красоту?
