Микела передёрнула плечами:
— Будет знать, как поучать меня и дразнить Берилом!
— Он хотел как лучше, — вздыхаю я и прохожу в освободившийся класс.
Как здесь душно! С тоской смотрю на закрытые окна, ставлю коричневый прямоугольный кожаный портфель на вторую парту среднего ряда и начинаю доставать, один за другим, учебник «Введение в магию теней», листы пергамента, чернильницу, перо.
Микела следует моему примеру, затем плюхается на стул и принимается обмахиваться пачкой листов пергамента.
Громко пикает и загорается красным сигнальная лампочка над входом в класс — перемена заканчивается, начинается урок.
Адепты неохотно разбредаются каждый к своему месту, но затихать не торопятся. Тут и там доносятся шепотки и тихий смех.
А дальше случается кое-что странное. Вместо того, чтобы начать занятие, магистр Ярвуд щёлкает застёжками портфеля, а в следующий миг открывается входная дверь, и внутрь уверенным шагом входит тот, кто никак не должен был здесь оказаться.
Тот, встречи с кем я боялась сейчас больше всего на свете. Сам тёмный ректор Академии Стихий.
Адепты, все как один, подлетают вверх со стульев и вытягиваются по струнке рядом со своими партами. Шепотки и смех мигом стихают. В классе повисает гробовая тишина. Слышно карканье ворон за закрытым окном и шуршание метлы по брусчатке у замка. Вжих, вжих, вжих.
Констанца снимает мантию и перебрасывает её через локоть. На ней кроваво-красная шёлковая блузка, туго сидящая в области груди, и чёрная юбка в пол. Лорд Грейвуд одет в строгий чёрный камзол.
Он уверенно пересекает кабинет, впечатывая начищенные до блеска туфли в тусклый паркет, и останавливается в полуметре от женщины в красной блузке. Я чувствую подушечками пальцев шероховатый рисунок деревянного стола, за который держусь.
Внезапно понимаю, что мне не нравится тот факт, что на магистре Ярвуд такая вызывающая блузка. Она, вообще, что-то слышала про дресс-код и правила приличия? Или кто-то не умеет подбирать одежду по размеру? Знаю я некоторых, у кого с этим проблемы…
Бросаю неприязненный взгляд на Каллу Поркус — теперь я в курсе, как зовут веснушчатую любительницу блузок на три размера меньше, с которой мы сцепились в магазине одежды.
Но Калла стоит, не шелохнувшись и не моргая, грудь колесом вперёд, не удивлюсь, что даже дышать боится. Как и все вокруг. Ещё бы — сам ректор почтил своим присутствием обычных адептов — когда такое было? Судя по всеобщему ужасу и шоку — никогда.
Снова перевожу взгляд в сторону кафедры, и мне не нравится то, что я замечаю. Мне не нравится, как игриво стреляет глазками Констанца Ярвуд. Как неотрывно смотрит на неё ректор, как уголок его рта поднимается в едва уловимой лёгкой усмешке, предназначенной исключительно этой женщине в красном.
Прищуриваюсь сильнее и ощущаю незнакомое ранее скребущее чувство в груди. Между этими двумя что-то есть! Стихии их раздери, что это сейчас было?! Все это видят? Ведь видят?
Смотрю на Микелу, но подруга застыла, словно каменная глыба, и смотрит куда-то поверх доски в конце кабинета. С трудом сдерживаюсь, чтобы не ущипнуть её и не ткнуть пальцем, чтобы заметила. Но это будет уже слишком.
— Господин ректор, — произносит Констанца тоном, от которого за версту несёт дешёвым флиртом.
— Магистр Ярвуд, — в низком голосе бархатные обволакивающие интонации.
Вот как, оказывается, он может звучать, когда не цедит слова надменно и не угрожает, брызгая злостью? Ну-ну. Грудь затапливает неуместное чувство обиды и скрытого раздражения.
