Невеста лешего - страница 9

– Смотри, не выбрасывай, и никому не отдавай! А то как Михаил Иванович тебя потом узнает?

На подобный вопрос из уст взрослого можно было ответить резко – дескать, кто захочет, тот узнает и без цветов – но с чувствительным чужим ребенком следовало обходиться бережно.

Алёне пришлось собрать все свои небогатые знания по психологии дошкольников и проявить чудеса дипломатии, чтобы распрощаться с новыми знакомыми и все-таки сбежать из ресторана раньше, чем туда придут протрезвевшие и выспавшиеся Эля с Денисом.

Ее ждал лес… Местное царство-государство, где, как положено, был свой правитель, повелевающий деревьями, птицами и зверями, и разнообразными дикими тварями лесными. Алёна знала законы этого царства и старалась их соблюдать, а взамен лес делился с ней своей силой. Помогал снова начать дышать.

Лешего она совсем не боялась, по горькому опыту зная, что бояться на этом свете стоит только людей.

Серый мир в Яви. Подворье лесовиков Верейских

– Ну что, большак, повидал ты отсуленную-то, аль нет? – вопросила бабка-лешачиха, ставя на стол дымящийся горшок с грибной похлебкой.

Михайло Верейский, здешних мест хозяин, совсем еще молодой по лешачьим меркам, уже носил почетное прозвание большака лесной артели. Разговоров лишних он не любил, а не в меру любопытных, бывало, заводил на болото или в бурелом; но бабка-лешачиха – не то, что глупая деревенская сплетница. Своя. С нею можно было и поделиться, даже и совета спросить.

Пниха сложила руки на животе, ждала с деланным смирением – что скажет хозяин…

Михайло сверкнул свинцово-серыми глазами из-под густых бровей и ответствовал:

– Повидал.

– А она-то тебя видала, признала?

– Не видала, а если б и видала – не признала бы.

– Первоцветы-то хоть взяла?

– Взяла, да сперва брать не хотела…

– Да с чего ж так-то?

– Да уж вот так вот. Малец наш, найденыш, ее насилу уговорил. Только все равно без толку… не внятно ей.

– Эвона как! – бабка Пниха сочувственно кивнула и принялась разливать похлебку по деревянным мискам – ни капельки мимо не проронила, как всегда.

Трое взрослых лешаков из Верейской артели, и пара лешачат, по малолетству ни к людям, ни на лесные работы не ходивших, но помогавших Пнихе по хозяйству, жадно смотрели на еду; но никто порядка не нарушал: дождались, пока Михайло-большак снимет пробу да стукнет по горшку ложкой. Тогда и взрослые, и малые сразу накинулись, и сами весело застучали ложками, на разговоры больше не отвлекались. К чему досужая болтовня о суетных людских делах, о далекой еще свадьбе большака, когда на столе бабкина вкуснотища из лесных грибов, вкусных кореньев да пряных трав!

А все ж таки, когда миски опустели наполовину, уши лешаковские навострились заново, и языки зачесались.

– Дозволь слово молвить, старшой… – прохрипел Аук, путаник лесной и первый проказник в артели, у людей в теремах подвизавшийся «проводником-экскурсоводом».

– Говори, – разрешил Михайло.

– Знаю я, чего невеста твоя фордыбачит… Мне Маринка-Ягодница напела: ее баенник, тварь ушастая, с толку сбил! Щепочку-зацепочку в купальню подложил, та подарочек приняла – а щепочка, как водится, с утра и зацвела! Вот и попали к ней подснежники прежде твоих… она и решила, невеста-то, что чертов подвох, али шутка чья.

– Баенник… опять за свое, стало быть. Воду мутит, дело портит, чужим девкам косицы крутит… Мокрица клятая! – Пниха чуть не плюнула с досады.