— Как захочет в следующий раз, пусть звонит мне, я ему помогу не передумать, — проворчала я, но дверь открыла.
Женя быстро вошёл.
— Я чуть голос не сорвал, — он ещё меня в чём-то упрекает.
— Жаль, что чуть, — злобно прошипела я.
— Ты выглядишь устало. Как концерт?
— Наверное, отлично. Только он прошёл без меня.
— Почему ты не пошла? — удивлённо спросил он.
— Вообще-то, мы договаривались идти вместе. Мог бы позвонить, предупредить.
— Я не хотел тебе портить праздник.
— Да, а так ты его совсем не испортил!
— Я надеялся до последнего, что смогу приехать. Я же тебе отправил потом сообщение.
— Вот именно, даже позвонить не удосужился.
— Том, я не мог оставить его одного и позвонить при нём тоже не мог. Это бы его очень расстроило. Он был так подавлен.
— Ты не видишь, что он манипулирует тобой? Стоит ему поманить тебя — и ты спешишь раздвинуть ноги, — Женя поморщился. — Ну, или не знаю, какие позы у вас там заведены. Скажи честно, что за вашими потрахушками, ты просто не вспомнил обо мне, — я стиснула зубы. Осознание этого было слишком болезненно для меня.
— Прости, — он опустил голову и взял меня за руку.
— Дурак, больно же! — вскрикнула я.
Только тогда он посмотрел на мою ладонь, где на бинте было пятно засохшей крови. Он вопросительно поднял на меня глаза.
— Порезалась, — нехотя ответила я. — Проходи уже. Не будем же вечно стоять в прихожей.
Я села на диван, а Женя опустился в кресло.
— Ну и какой способ самоубийства Саша выбрал? — буднично спросила я. Такие люди, как Саша самоубийством жизнь не кончают: кишка у них тонка.
— Он хотел порезать вены.
— Таблетки. Пусть выбирает таблетки. Это не больно, — тоном доктора, к которому пришли на приём, заметила я.
Женя молчал, не решаясь обвинить меня в жестокости, чувствуя за собой вину.
— Сделать чай? — скорее для того, чтобы прервать молчание, спросил он.
— Сделай, — ответила я, хотя никакого желания распивать чай с Женей у меня не было. Просто хотелось, чтоб он исчез из поля зрения, хоть ненадолго.
Он ушёл на кухню, я слышала, как он набирает воду в чайник. Потом он начал чем-то шуршать и тарахтеть, видимо, собирал осколки. Потом он зашёл в ванную, вышел со шваброй и затёр кровь на полу.
Когда он вернулся в комнату с двумя кружками чая и поставил их на стол, я спросила у него то, что так давно вертелось у меня на языке:
— Зачем ты пришёл ко мне?
— Мы помирились с Сашей, перетрахались, как ты говоришь…
— Ну как же без этого! — перебила я его.
— А потом я понял, что не могу уснуть без тебя. Я ворочался и не мог сомкнуть глаз. Мне было некомфортно.
— А, вот оно что! Ты понял, что Саша на роль грелки не подходит! Заведи себе кошку, собаку или крысу, попробуй поспать с ними. Вдруг спокойный сон вернётся! Или мама не разрешает домашних животных заводить? — то, что он пришёл не потому, что вдруг подумал обо мне, а потому, что ему было «некомфортно», задело меня ещё больше.
— Тома, — он подошёл ко мне, присел передо мной на корточки, положив руки на диван так, что мои ноги оказались между его кистями, — не злись, ты мой самый лучший друг, единственный друг, я не хочу тебя потерять.
Да, этих слов я ждала. В глубине души я так надеялась их услышать. И я готова была в них поверить, возможно, потом я пожалею об этом.
— Ну, что расселся? Раскладывай диван, — со вздохом произнесла я, затем подошла к столу, взяла кружку и отхлебнула чай.
Он оказался сладким, хотя Женя хорошо усвоил, что я люблю без сахара. Без особого удовольствия я дохлебала чай, глядя, как Женя стелет постель, затем скрывшись за дверцей шкафа как за ширмой, переоделась в пижаму, и скользнула под одеяло, закрыв глаза.
