– Будь она неладна, эта конференция… Десять дней пустого трёпа и банкетов! А у меня куча проектов стоит!
– Это пиар, брат. Ошумарэ де Айока – медийная личность и гордость бразильского искусства. Поддерживай свой имидж. – Некрасивое, изуродованное оспинами лицо Обалу было совершенно серьёзным. Он говорил с братом, не отводя взгляда от монитора компьютера и скроля бесконечный поток файлов. Марэ озабоченно следил за ним.
– Ты ведь не собираешься взламывать счета Национального Банка?
– Зачем?
– Затем же, зачем и в прошлый раз! Для развлечения! Они от этого вируса не могли потом избавиться две недели!
– И не избавились бы, если бы я его не отозвал. – Обалу, не оборачиваясь, усмехнулся. – Ну-ну, успокойся. Ничего такого. У меня дела. Программу нужно дописать… И эта новая защита для «Лобос»… Ты уберёшься, наконец, из дома? Такси ждёт!
– Я попрошу Оба и Йанса зайти к тебе.
– Марэ! – Обалу резко развернул своё инвалидное кресло и сумрачно, в упор уставился на брата. – Тебе обязательно нужно со мной поссориться перед отъездом?
– Конечно же, нет! Что за чушь тебе приходит в голову! Но…
– Ну так и не присылай никого ко мне! У Йанса – школа капоэйры, у Оба – ресторан! Обе наши красотки по уши в делах! А я никогда не скучаю один: пора бы тебе привыкнуть. По крайней мере, целых десять дней мимо меня не будет бегать твой «кот» Винсенте в чём мать родила… и другие натурщики тоже.
– Перестань! – вспылил Марэ. – Мы всегда старались тебе не мешать!
Обалу, не ответив, отвернулся к монитору.
С улицы снова раздался гудок такси.
– Мне пора. – Марэ взял сумку. С минуту стоял в дверном проёме, глядя в спину брату. Тот упрямо смотрел в монитор. Марэ вздохнул, улыбнулся. Тихо напомнил:
– Ведь со дня на день к тебе приедет сестра…
– Эвинья приедет вовсе не ко мне.
Марэ только вздохнул. Его родной брат никогда не обладал лёгким характером. Но в такие дни, как сегодняшний, Обалу был просто невыносим. Единственное, что можно было сейчас сделать, – оставить его в покое. Иногда это работало. И Марэ молча шагнул за дверь.
Обалу остался один. По стеклу большого окна сбегал дождь. Снаружи метались под ветром мохнатые пальмовые лапы. Небо было безнадёжно серым. В сердце вползала привычная тоска. А до полуночи было ещё так далеко…
Скрипнула дверь. Пританцовывая, вошла молоденькая служанка-негритянка.
– Принести сеньору кофе? Гуараны? Воды? Скоро будем пить таблетки!
– Кика, пошла вон, – ровным голосом приказал Обалу. Кика, ничуть не обидевшись, положила руки Обалу на плечи, улыбнулась:
– Сеньору скучно? Сеньор хочет развлечься? Мы остались одни!
Одна рука Кики легла на жёсткие, заплетённые в короткие косички волосы Обалу. Другая скользнула под футболку. Обалу не шевелился. Минуту спустя равнодушно спросил:
– Мой брат платит тебе и за это тоже?
Рука служанки замерла. Кика выпрямилась. В её широко открывшихся глазах блеснула обида, но она не сказала ни слова. Молчал и Обалу. На экране его компьютера, как сумасшедшие, мелькали файлы.
– Может быть, отвезти сеньора в дом его матери? – справившись с собой, почти обычным голосом спросила Кика. – Дона Жанаина будет рада. Я сейчас вызову такси и…
– Ступай прочь. Запри дверь и иди домой. Если что-то будет нужно, я позвоню. А таблетки оставь на столе.
– Как прикажет сеньор. – Кика повернулась и вышла. Дверь хлопнула чуть громче, чем обычно, и Обалу хмуро улыбнулся. Чуть погодя внизу по дорожке прошлёпали сланцы. Щёлкнул, раскрываясь, зонт. И всё смолкло.
