Булатов решает какие-то свои вопросы.
Он даже оставил меня одну на несколько часов, общаясь с какими-то мужчинами.
Но, даже когда я его не вижу, все равно каждую секунду просто чувствую на себе его пристальный, цепкий взгляд.
Как в тисках. Или, вернее, в силках, в которые я так глупо попала и из которых не вылететь!
А я…
Я все время ищу среди гостей другой взгляд. Его черный. Артема!
Вся на нервах, даже пальцы покалывают.
Потому что я уверена. Если он и собирается мне помочь, то это можно сделать только здесь! В столице. Где люди. Не в доме моего отца!
Как уверена и в том, что именно Артем или Марат, его отец, подстроили эту вынужденную поездку!
Проскальзываю в уборную огромного зала.
Сердце замирает. Может…
Это возможность улизнуть?
Несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю. Плещу себе с лицо ледяной водой.
Я видела коридор. И черный ход, который ведет из него.
Ни Артема, ни Марата, нет. Хоть я и отчаянно жду, что, быть может, кто-то из них сейчас появится. Если они видели меня, если за мной следили, то точно знают, что я здесь совершенно одна.
Но никто так и не приходит.
А я, покачиваясь, стою над умывальником.
Что делать? Решиться на такой шаг самой?
А дальше? Бежать, куда глаза глядят?
Если бы я только отвечала за себя…
Но Тимур! Я не могу просто так скрыться. И возможности тайно уехать из страны и присоединиться к нему у меня тоже нет!
Не знаю, что делать. На что решиться.
До боли зажимаю руки в кулаки.
Почти падаю в обморок, когда в дверь уборной тихонько стучат.
А после она открывается….
– Дорогая, я уже начал волноваться.
Булатов закрывает собой весь проход.
Окидывает меня цепким взглядом м ног до головы.
А после…
Просто подходит ко мне сзади. Крепко прижимается к моей спине своей огромной широкой грудью.
Так, что я чувствую, как бьется его сердце. Слышу, как перекатываются стальные мышцы, способные просто раздавить, если прижать сильнее.
– Ты плохо себя чувствуешь?
Он вскидывает пристальный взгляд на мое отражение в зеркале.
Мы встречается там глазами, и в его я вижу только тьму. Холод. Безжалостный и совершенно непроницаемый.
– Осмотрите здесь все.
Приказывает Булатов, все так же гладя на меня.
Его люди врываются в уборную.
Резко распахивают каждую кабинку.
А Булатов…
Он ведет своими руками по моим полуоткрытым плечам. А после спускается вниз, едва дойдя ими до горла. До боли сжимает мои запястья. Настолько, что я бы даже вскрикнула.
Но я держусь. Даже удается не закусить губу и не вздохнуть. Только грудь ходит ходуном от этих прикосновений.
– Я начал волноваться за тебя. За свою невесту, – шепчет Булатов, не отводя взгляда от моих глаз в отражении и наклонившись к самому моему уху.
Конечно, в его голосе я не ощущаю ни капли сопереживания или забыты. Волнения.
Наоборот. Его слова звучат, как яд гремучей змеи.
Льдом и неприкрытой угрозой.
– Все чисто, босс. Здесь никого. Только ваша невеста.
Сообщают его люди.
– Хорошо.
Булатов с шумом выдыхает воздух сквозь зубы.
Его пальцы отпускают мои запястья, ослабевая хватку. А руки снова начинают подниматься по моим плечам.
– Мне просто стало немного нехорошо, – поясняю ледяным, ничего не выражающим голосом.
Но взгляда от его глаз в отражении зеркала так и не отвожу.
– Я имею право немного побыть в одиночестве? Разве нет? Все поймут. Все прекрасно понимают, что сейчас мне вовсе не до общения и , тем более, не до веселья светских приемов.
– Ты имеешь право, девочка. Не волнуйся. Этого одиночества у тебя будет больше, чем ты захочешь. Ты имеешь право на многое, пока ты под моей защитой. А можешь начать жить так, как будто тебе позволено все. Если поступишь мудро. Но я. Каждую секунду. Должен. Знать, где ты. Разве хорошо, чтобы будущий муж волновался?
