Взяв чистое полотенце, я вытерла посуду и приборы и сложила в ящички. Сев на стул, задумчиво уставилась в потолок. Если использовать ту же текущую воду, то размажу еще больше. Но если сделать все достаточно равномерно, то можно попробовать убедить Фриду, что так и задумано — розовый потолок, изюминка интерьера. Навру, что это последний писк моды в лучших домах Эркайи, пусть попробует доказать, что это не так.
Садовник появился на кухне, когда я уже сложила пальцы в руну.
— Отставить! — приказал он с неожиданно командной интонацией, и я замерла.
Широкоплечий, с каменной физиономией, тяжелой небритой челюстью и глубоко посаженными глазами, он походил на отставного вояку. Я заметила тонкий извилистый шрам, сбегающий по коротко стриженой голове на крепкую шею и уходящий под ворот клетчатой рубахи. Такие отметины остаются, если солдат попал под плетение рун.
— Ты сейчас потолок разнесешь, — сердито сказал он и, оказавшись рядом, взял меня за руку, заставив разжать пальцы.
— Если воздействовать слабо… — попыталась я возразить.
— Какой уровень?
Я поджала губы. Признаваться я не собиралась. Однако если он сейчас пойдет к Нортону и расскажет о том, как выглядит кухня…
— Пожалуйста, не говорите Мроку, — попросила я. — Я все исправлю.
— Ошибки — путь к успеху, — буркнул мужик.
— Кто не ошибается, тот не побеждает, — подхватила я.
— Читала Стократа? — уважительно произнес он.
— Мариэль, — спохватилась я, и садовник, аккуратно пожав мои пальцы, наконец выпустил их из своей ладони, твердой и шершавой, как доска. — А вас как зовут?
— Что — имя? — философски произнес он. — От того, что назовешь яблоко грушей, вкуса оно не изменит.
— Дирк, верно?
Садовник равнодушно пожал плечами, словно признавая, что это имя ничем не хуже остальных.
— Значит, так. Этим, — он обвел взглядом пятно на потолке, — займемся потом. Нортон сказал, ты решишь вопрос с соседями.
— Решу? — переспросила я.
— Ты домоправительница.
— Точно, — вспомнила я. — Что там за вопрос?
Мы вышли из кухни через черный ход и направились по дорожке к белому забору, отделяющему владения Мрока, и Дирк коротко ввел меня в курс дела.
Соседи — сварливая пара, прибывшая откуда-то с юга, цеплялись за любую возможность поскандалить. Но если поначалу поводы были надуманными, то теперь Вильгельм — таким было полное имя кота — регулярно подбрасывал им веские причины для ссоры.
Высокая худая женщина уже ждала нас у калитки и, вздернув острый подбородок, дерганной походкой пошла вперед, придерживая подол длинного желтого платья с высокомерием королевы.
— Вот! — огласила она, указав пальцем в центр клумбы с настурциями.
Мы с Дирком уставились на помятые цветы и на то, что нахально не прикопанным лежало строго по центру.
— Откуда вы знаете, что это сделал наш кот? — резонно засомневалась я.
— А кто же еще? — взвизгнула дама. — Вот кошачьи следы, вот отметки когтей и, наконец, — она сняла с розового куста, растущего неподалеку, клочок серой шерсти и потрясла им перед моим носом.
— Это животное, — встрял Дирк. — Кот — воплощение свободы. Где хочет — там гадит.
— Знаете что, — прошипела тетка, придвинувшись к нему вплотную, — тут, — резкий взмах костлявой руки, — моя земля. Моя клумба. Мои цветы. И только я имею право делать тут, что хочу.
В окне их дома — одноэтажного деревянного строения, на котором печально облазила белая краска, — мелькнул плюгавый мужичок и тут же трусливо исчез.
