Кайо кивнул, и на мгновение Эсме показалось, что он смущен.
– Целительница… там, в порту… они… в общем, когда фрегат попытались успокоить, он… задавил еще пятерых. Ты примешь их?
Эсме посмотрела на раненого – он приоткрыл глаза и дышал ровнее, но не шевелился.
«Потерпи, я сейчас!»
Она кивнула.
– Конечно, Кайо. Моих сил хватит на всех.
Самым сложным было сделать так, чтобы осколок кости вышел, не навредив сильнее, чем это уже удалось сделать фрегату. Она не могла одновременно удерживать боль и сращивать сломанные ребра, поэтому определенная доля риска в этой работе все-таки была.
Потерпи, я скоро…
Когда Эсме закончила работу и открыла глаза, гроган лежал тихо, словно не веря, что все кончилось. Ей даже показалось, что на мгновение его физиономия осветилась радостью, которая роднит всех живых существ, – радость, когда у тебя ничего не болит. Потом он медленно встал и потопал к выходу – работать.
Гроганы в своей жизни знали только то, что надо работать – иначе будет больно.
Эсме закусила губу и поманила к себе следующего грогана – у него оказалась сломана рука, и по сравнению с осколком кости в легком это был очень простой случай. Еще у двоих была содрана кожа на спине – не иначе, их протащило вдоль каменного пирса. Да и шкура у фрегата вовсе не шелковая…
– Идите. – Гроганы повиновались. Еще долго их можно будет отличить от собратьев по большим залысинам на спинах и плечах – может, стоит позвать обратно и доделать работу? Но как раз в этот момент привели новых раненых, и одного взгляда на них хватило, чтобы понять: сегодня, похоже, она наконец-то будет спать без сновидений.
Эсме коснулась каждой лохматой головы и выбрала того, в ком пламя боли горело сильнее прочих, почти на пределе возможного.
Заглянув внутрь, она испугалась и тотчас начала сматывать нити – но их с каждой секундой становилось все больше и больше. Они лезли отовсюду, становились все длиннее, путались, прилипали к рукам. Глухие удары чужого сердца звучали неравномерно, постепенно затихая.
Эсме огляделась.
«Неужели я не справлюсь?»
Хребет грогана сломать не так просто, но от удара фрегата он треснул, как гнилая доска, и это было только полбеды.
«Я сумею! Я все сделаю!! Я…»
Внутренности грогана превратились в сплошное месиво.
Кровь текла, нити все прибывали…
«НЕТ!!!»
Кто-то схватил целительницу за плечи.
– Эй! – Это был Кайо. – Я не хочу, чтобы ты угробила себя из-за этой скотины! Он не жилец, видно же. Его вообще сюда не надо было тащить.
– Я смогу! – Эсме попыталась вырваться. – Он… я все сделаю, пустите!
– Девочка, – надсмотрщик усмехнулся. – Даже твой учитель не взялся бы за раненого, у которого не осталось ни одной целой кишки. Да из него три ведра крови вытекло по дороге!
По щекам Эсме потекли слезы.
– И, в конце концов, невелика потеря. Займись лучше тем, что можно спасти.
Больно…
Раненый со сломанной спиной испустил последний вздох.
Эсме, словно во сне, подошла к следующему грогану – тому, кто был ближе…
В тот вечер она срастила десятка два сломанных костей, залечила множество ран, и запах крови сделался ей привычен. Гроганы молчали, посапывали.
Я избавляю от боли…
Усталость тела не имеет ничего общего с усталостью души. К тому моменту, когда последний ее пациент был исцелен, Эсме казалось, что она превратилась в кувшин, из которого вылили всю воду… или, может, лишь на самом донышке осталось пару капель.
