За окном сверкнуло и почти одновременно бахнуло так, что задрожали стёкла. Таисья невольно вскрикнула. Радосвет привлёк её к себе и обнял.
– Тише-тише, родная. Это просто буря.
– Ты такой смелый, – всхлипнула Таисья. – Как тебе удалось избавиться от наваждений?
– Я от них не избавился.
– Хочешь сказать, ты до сих пор боишься?
– Конечно, все чего-то боятся. Даже самые смелые. И это вовсе не стыдно. – Радосвет гладил её по спине и говорил тихим ласковым голосом, успокаивая: – Прежде я думал, что вырасту, и кошмары сами собой исчезнут. Но потом понял, что они растут вместе со мной… Тот, кто говорит, что ничего не боится, либо лжёт себе и другим, либо глуп. Но это не значит, что со страхом нельзя бороться.
– Эх, хотела бы я стать посмелее, – Таисья закусила губу.
– Я тебя научу. Когда страшно – пой. В полный голос или тихонечко – не важно. Ночные кошмары боятся песен.
– Колдовских или самых обычных?
– Любая песня сама по себе заклинание, посильнее многих. Думаешь, почему во все времена поэтов и сказителей так уважали?
Надежда вспыхнула ярким огоньком, но тут же погасла.
– Но я и петь-то не умею… – Таисья опустила голову.
В комнате как будто бы стало темнее. Особенно в дальнем углу.
– А ты нешто немая? – усмехнулся Радосвет.
– Ну что ты глупые вопросы задаёшь? Нет, конечно!
– Коли голос есть – значит, сможешь. Пой так, будто никто не слышит, главное – искренне, от всей души. Вот увидишь: тьма отступит, и на сердце станет светлее.
Такое простое объяснение не приходило Таисье в голову. Ей-то всегда говорили: «Не умеешь – не берись». Или: «Не можешь сделать хорошо – лучше не делай вовсе». И повторяли это так часто, что она поверила.
– Знаешь, порой для того, чтобы запеть, тоже надо набраться немалой смелости, – вздохнула она. – Но я справлюсь, обещаю. А пока… может быть, ты мне что-нибудь споёшь? Что ты пел, когда разгонял свои страхи?
– Ладно… есть одна песня. Её принесли сказители из дальних земель. Моя любимая. Слушай.
Радосвет прикрыл глаза и тихонько завёл мелодию. Голос у него был не сильный, но приятный. А для Таисьи так и вообще самый лучший на свете. Потому что никто не споёт лучше любимого.
На вечерней заре диво дивное может случиться:
Из чащобы лесной белоснежная выйдет волчица.
Разбежавшись, взлетит под восторженный вой волчьих песен —
У неё на спине едет рыжий улыбчивый месяц.
Он пока ещё юн и не знает дороги к рассвету,
А волчица спешит, потому что кончается лето.
Ей так нужно успеть, сделав круг над верхушками сосен,
Отнести седока в час урочный на станцию Осень.
Месяц шепчет:
«Скажи, я смогу до того, как состарюсь,
Принести в этот мир безмятежность, удачу и радость?
Я покончить хочу со страданием, войнами, злобой…»
Отвечает она:
«Вряд ли, друг. Но ты всё же попробуй.
Или просто сияй до тех пор, пока весь не исчезнешь,
И надежду дари, чтобы мрак расступился кромешный.
На крутом вираже не свались – и достаточно будет.
Остальное потом без тебя сами сделают люди».
Удивляется месяц:
«Но люди слабы и бескрылы.
Разве могут они сделать то, что и нам не под силу?
Чем утешится тот, кто напрасно сражался и сгинул?»
«Он потом, как и ты, в новолунье мне сядет на спину,
Чтоб светить каждый день в зной и слякоть, в любую погоду,
Для других смельчаков разжигая огонь путеводный.
Не бывает дорог, рубежей и историй напрасных —
И, наверное, в этом и есть настоящее счастье».
Песня закончилась, но Таисья ещё некоторое время молчала, боясь нарушить тишину. Впервые за многие дни на душе стало светло и спокойно. Теперь она знала, что в тёмном углу никто не прячется, а буря – это просто буря. Пусть себе громыхает.
