Я и пары часов не была с ним знакома, а уже начинала искренне верить во все, даже самые безумные слухи, которые распускали о нём пресса и досужие кумушки обоих полов.
— Дамир Александрович, я могу со всей ответственностью вам заявить, что Надежда Белова — замечательный специалист. У нас в группе есть детки с… особенные детки, понимаете? К ним нужен особый подход. И только Наде удаётся с ними сладить. Ну как вам такое доказать? Я же и бумаги предоставила…
— Видел я ваши бумаги, — перебил её Булатов, продолжая сверлить меня взглядом. — Сейчас любые бумаги можно раздобыть. И я не утверждаю, что вы в подобном замешаны. Просто смотрю на ситуацию с разных сторон.
Это он сейчас на что намекает? На то, что я — пустышка? Аферистка? Шарлатанка?
И я уже открыла было рот, чтобы вопреки своему жгучему желанию получить эту работу послать Булатова подальше, как он снизошёл до объявления своей высочайшей воли.
— Так сложилось, что сейчас я ограничен во времени и поисковых ресурсах, поэтому я дам вам шанс себя проявить.
Я тут же закрыла рот, мигом проглотив все цветистые выражения, которые рвались с моего языка.
— Но шанс — это не гарантия. Хочу, чтобы мы друг друга поняли ещё на берегу.
Лиля, охотно взявшая на себя роль медиатора, закивала.
— Конечно, конечно, Дамир Александрович. Это… это более чем справедливо. Я ведь работаю с детьми уже больше двадцати лет. Я понимаю, какой это щепетильный вопрос и…
Моё внимание без особого труда соскользнуло с этого потока бесполезных слов. Во-первых, потому что и так понятно: Булатов не из тех, кто слушает кого-то, кроме себя, когда дело заходит о действительно важных решениях. А во-вторых, потому что он наконец-то соизволил покинуть своё роскошное кресло.
Он оказался куда выше, чем я предполагала. И даже в плечах теперь казался шире, хотя куда уж ещё…
И если раньше от него веяло лишь неким обещанием опасностей и неприятностей, то сейчас все мои внутренние радары вопили: «Беги! Беги, дура, иначе…»
А иначе что?..
На обстановку дома мои радары не срабатывали исключительно потому, что от многолетней безысходности и безнадёги их сигналы просто притупились. Наверное, если всю жизнь живёшь с воющей у тебя над ухом сиреной, рано или поздно просто к ней привыкаешь.
Но всё-таки когда Булатов вышел из-за стола, я ничего не смогла с собой поделать и отступила, попятилась, будто всерьёз опасалась, что он на меня накинется.
Идиотское ощущение.
Что ещё хуже — он это, кажется, заметил. Серые глаза едва заметно сузились, но он ничего не сказал, прошёл мимо и приказал следовать за собой.
Я зачем-то обернулась взглянуть на его помощника. Удивительно, но тот послал мне ободряющую улыбку и приподнял острый подбородок, без слов приглашая повиноваться и следовать за хозяином поместья.
У подножья парадной лестницы Булатов велел Лиле обождать, и мы продолжили путь вдвоём.
Я держалась как можно дальше от шагавшего впереди спутника и тайком осматривала проплывавшие мимо интерьеры. Когда я ещё побываю среди такой непередаваемой роскоши…
Нет, разок я нечто подобное всё-таки видела, когда была на экскурсии в Санкт-Петербурге. Мне удалось посетить Эрмитаж и дворец Юсуповых на Мойке.
От помпезных хором Булатова веяло чем-то подобным. А в воздухе витал едва уловимый запах дерева и полироля.
Поднявшись на второй этаж, мы свернули налево и вышли в широченный коридор с рядами дверей по бокам, остановились у второй по счёту двери, тоже слева. Булатов тихонько постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл, распахнул дверь шире. Очевидно, так приглашал меня следовать за ним.
