«То, что надо».
Швабра была коротковата, щетина колола ладонь, но все равно, с ней можно было передвигаться, дойти наконец-то до подземного перехода.
Макс доковылял до ограбленного бездомным ларька. «Прежде всего, вода и сигареты». Он взял из разбитого холодильника бутылку, положил на кассу пятишекелевою монету, затем вытащил из разорванной коробки пачку сигарет, забрал монету и положил зеленую двадцатку.
Деньги, скорее всего, заберет какой-нибудь, очередной бомж, но это будут его проблемы, а воровать после случившегося чуда казалось кощунственным.
Сирена не унималась, и в подтверждение прозорливости службы тыла вдалеке раздались несколько взрывов.
В конце концов Максим доплелся до подземного перехода.
Ему повезло. Вход в переход был пологим, без ступеней. Волоча ногу и опираясь на швабру, он спустился под землю. В самом начале благообразный белобородый старик с приемником схватил Максима за грудки и, тряся, закричал на иврите:
– Ты слышал, что они творят?! Попадание в железнодорожную станцию, восемь убитых, десятки раненных!! Они были на работе! Почему не объявляют войну?!
Макс хотел возразить, что смерть дома немногим приятнее, но почувствовал страшную усталость и грубо отстранил старика. На полу сидели люди. В основном женщины и дети, время-то рабочее, а страна не на военном положении. Он нашел свободный просвет, уперся спиной в стену и стек на пол. Все мышцы болели, в голове еще звенело, на душе – ужасно. Максим провел ладонью по лицу и посмотрел на руку. Она была черна. Трубочист... Рубашка порвана, нога не ходит, домой добраться невозможно, но... Но у него есть вода и сигареты, а значит – все не так уж и плохо, жить можно. Он распечатал новую пачку.
– Эй, друг, дети здесь, вентиляции почти нет, подожди, пока выть перестанет...
Молодой хасид с ярко рыжей бородой и спящей девочкой на коленях сочувственно смотрел на инвалида.
Макс почувствовал симпатию к религиозному.
– Пить хочешь? – Максим достал бутылку.
– Ей надо, – хасид кивнул на девочку и облизал пересохшие губы.
– Ей тоже хватит. Там наверху, киоск, если не боишься, возьми сколько унесешь, заплатишь потом, – добавил Макс, зная щепетильность хасидов в этих вопросах.
Рыжий схватил бутылку, и стал жадно пить.
Девочка застонала во сне и проснулась.
– Гудит? – сонно спросила она. – Значит, домой еще не идем?
Рыжий протянул ей воду. Девочка отрицательно покачала головой.
Максим достал из рюкзака игрушки, предназначавшиеся Амалии, протянул ей куклу, сам взял лошадь.
Девочка осторожно рассматривала доставшеюся ей Барби.
– Это не скромно, – она показала на короткую юбку.
– Дело в том, что когда она проходила по Адару, то увидела раненного мальчика... – неуклюже начал Максим.
– А что с ним было? – заинтересовалась девочка.
Хасид толкнул Максима локтем в бок и скорчил гримасу.
– Ну, короче, юбка и порвалась. А как тебя зовут?
– Хая-Мушка, а тебя?
– Максим, а лошадку – Тугрик, она раньше жила у злого волшебника Маодзедуна.
Он откинулся к стене и на крепко зажмуренных глазах выступили слезы. «Амалия, Амалия, кто сейчас играет с тобой? Кого ты зовешь папой?» Даже фотографию не дала ему Наташа, несмотря на решение суда.
Он собрался, вытащил сигареты и сказал рыжему:
– Я на улицу. Посмотрю, что там нового.
– Да кури здесь, Мушка потерпит, ты же еле ходишь.
– Ничего, курить это не мешает... Ладно, компромисс, останусь здесь, но курить не буду.
