Центральное здание находилось справа от нас. Оно слегка отличалось от остальных. Старый красный кирпич, высокие окна, намеки на полуколонны. Никаких башен, балкончиков никакой лепнины или закосов под старые замки. Своей строгостью здание напоминало скорее психиатрическую больницу, чем институт благородных девиц. Даже башня с большими Академическими часами не располагала к себе, напоминая речной вокзал.
Помимо него, на территории имелись еще два корпуса. Более новых, более строгих. Просто красные стены и оконные проемы. Никакой «особой» кладки, никаких выступов. Первое, находящееся слева от въезда, строилось явно в то же время, как и центральное. Об этом свидетельствовал такой же некогда красный, а теперь же серо-коричневый кирпич. Вот уж оно точно напоминало тюрьму! Ну, или жилой советский дом. Это здание внушало не меньше ужаса, чем главное. Похоже здесьвсе находится в состоянии между «вот-вот развалится» и «в ближайшее время точно рухнет»!
Аккурат по центру раскинулась еще одна постройка. Нечто длинное и относительно новое, высотой в два этажа. Готова поспорить – спортзал! Иначе как объяснить большие окна?
Несмотря на хорошую погоду, во дворе не было ни души. Мысль о том, что девушки, скорее всего, сейчас на занятиях, посетила уже после.
Подошвы опустились на шуршащий серый гравий, которым были посыпаны дорожки между пятен газонов. Порыв ветра тут же подхватил мои волосы, трепя и без того слабо заплетенную косу. Дядя Джо доставал из багажника мои чемоданы, Контесса помогала Нуне выбраться из машины под бубнеж гувернантки, я осматривалась. Перспектива провести здесь следующие полгода не радовала совершенно. Я всеми руками ухватилась за мысль, что тут должно быть веселее, чем в поместье. Тут хоть какой-никакой, а коллектив. А в поместье какой? Да никакой…
Откуда-то со стороны левого здания к нам уже спешила женщина. Сначала я подумала, что это наша собственная гувернантка. Только Генриетта Теодоровна никогда не носила белых блуз с жабо. В остальном же, дама не отличалась от хорошо известной мне женщины.
– Эвердин! – женщина подошла ближе.
– О, Гофман! – Генриетта Теодоровна обернулась и, к моему глубочайшему удивлению, улыбнулась незнакомке!
– А ты совершенно не изменилась!
Тем временем, женщина поправила аккуратные очки и… подойдя совсем близко, поцеловала нашу гувернантку в щеку. Точно так же, как мать Хольдена целовала тетушку Тэсс. Генриетта Теодоровна ответила тем же. Это что еще такое! Генриетта так умеет? Серьезно?! О, не успела я приехать, а мир уже сошел с ума…
– Ты тоже, Изольда!
– Как я посмотрю, – женщина окинула взглядом нас, – все еще служишь семейству Кёрсон?
– Ты же знаешь, Золли, – мне показалось, или в голосе гувернантки звучали нотки оправдания? – я себе не изменяю.
– Что ж, – с искренним сочувствием вздохнула Изольда Гофман, – возможно, это и к лучшему. Только ты и удерживаешь этот дом на плаву.
Я скривилась. Да что эта женщина себе позволяет вообще? А Генриетта не отрицает! Вот же змея…
Судя по всему, тетушке Тэсс надоело слушать ехидный разговор двух… я так и не поняла, кем Генриетта и Изольда приходятся друг другу. Судя по манере общения, Изольда не пыталась задеть нашу гувернантку. А Генриетта Теодоровна, к моему огромному удивлению, разделяла взгляды работницы Академии.
– Добрый день, фрау Гофман. Рада вас видеть, – Контесса вышла вперед, улыбаясь. В отличие от женщин, она лицемерила. Впрочем, как всегда.
