Его друг.
Его правая рука.
Его ночной кошмар.
Книжник.
Луццатто беспомощно смотрел, как он приближается к кровати, и когда тот подошел совсем близко, спросил срывающимся на шепот голосом:
– Как ты попал сюда?
– Здравствуй, Мозес, – вместо ответа тихо проговорил пришедший. Голос был более хриплым и низким, чем помнилось Луццатто. Гость передвинул стул для посетителей, на который обычно садились те, кто приходил допрашивать больного, поближе к его голове и сел. Обвел взглядом высохшее тело и спросил: – Как ты себя чувствуешь?
– Я умираю.
– Печально слышать.
– Как ты попал сюда? Здесь всюду полно охраны, – Луццатто уже знал ответ, но не мог в него поверить.
– Здесь уже никого нет.
– На первом этаже есть агенты среди персонала. Я не знаю, сколько их, слышал разговоры…
– Персонала тоже больше нет.
– Ты убил их? Ты убил врачей?
– Да.
– Господи, Хельмут! Среди них были настоящие врачи!
– У меня не было времени разбираться.
– Зачем же ты пришел?
– Я пришел проведать старого друга.
– Хельмут… – тихо сказал Луццатто. Помолчав, произнес более привычное для них обоих имя: – Книжник… Я предал тебя, друг мой. Я предал вас всех.
– Я знаю, Мозес.
– Они не оставили мне выбора. Они выслеживали всех нас долгие годы, искали возможности, слабые места. Твои им найти не удалось. И пока ты не уехал, у меня тоже не было слабых мест.
– Я не мог остаться. Ты знаешь.
– Знаю. Но когда ты ушел, все начало разваливаться. Я лишился своего главного козыря. И тогда они пришли за мной. Я долго держался, Книжник. Правда долго. Но они взяли Орсино на границе с Мексикой. Он перевозил товар для крупной сделки, и они поймали его, – по лицу Луццатто покатились слезы. – Я не мог позволить им его посадить. Габриэлла не пережила бы потерю второго сына.
– Не волнуйся больше об этом, Мозес. Орсино свободен. Он сейчас с матерью на побережье Сан-Рафаэль в Португалии.
Луццатто закрыл глаза. Слишком много потрясений для его измученного болезнью разума. Он чувствовал головокружение и понимал, что скоро не сможет продолжать разговор.
– Книжник, – начал он, – я хочу сказать тебе кое-что важное. Это может не иметь значения для тебя, но я хочу, чтобы ты знал. Я выворачивался наизнанку каждый раз, когда сдавал своих людей. Мне приходилось заново ломать себя, чтобы предать каждого из них. Но только не тебя. Тебя я предал с легким сердцем.
– Почему?
– Потому что ты такой… Не могу подобрать слова. Говорят, ты родился в этой стране… Так вот… Ты похож на Россию, Книжник. Тебя никто не может победить. Ты огромен и силен, и тебя ненавидят, потому что боятся. Тебя хотят уничтожить, потому что никто не сможет противостоять тебе, если ты захочешь напасть. Никто никогда не поверит в истинность твоих добрых намерений, потому что, обладая твоей мощью, каждый захотел бы править миром, – Луццатто торопился высказать все, что долгие годы копилось в его душе. – Ты был мне хорошим другом, Книжник, но я всегда боялся, что ты захочешь занять мое место. Ты всегда был немногословен. Первое время я думал, что ты не очень умен, как часто бывает с чересчур здоровыми ребятами. Как же я заблуждался… Ты всегда оказывался на шаг впереди. Каждый раз, когда я думал, что знаю о тебе все, ты чем-то удивлял меня. Ты во всем превосходил меня – умом, коварством, жестокостью. Твое превосходство абсолютно. Такого превосходства просто не должно существовать, понимаешь? В той комнате в нашу первую встречу я чувствовал себя дьяволом, искушающим человека. Но дьяволом там был не я. И, предавая тебя, – Луццатто снова расплакался, – я знал, что они ничего не смогут сделать тебе. Я многим тебе обязан, но как бы я хотел никогда не встречать тебя, Книжник. Хельмут Хансен, Ричард Дарго – я ведь даже имени твоего настоящего не знаю.
