Невыносимый босс. Разобью твоё сердце - страница 3
Надо же, всё-таки обиделась. А я уже решил, что эту снежную королеву ничем не пронять! Анна аккуратно выставляет на стол антипохмельные дары, а я понимаю, что буквально голов расцеловать её.
— Извините, возможно, я повёл себя с утра как мудак. С похмелья бываю порой невыносим! Не хотел вас обидеть! — произношу искренне, а затем неожиданно для себя ловлю рукой маленькую, но удивительно крепкую ладошку секретарши.
Наши пальцы сплетаются на миг, а на губах красавицы расцветает улыбка. Но всё это длится лишь мгновение. Женщина ловко выдёргивает руку и вновь надевает ледяную маску, под которой не разобрать её эмоций.
— Если что-то понадобится, вызовите через селектор! — отстранённо бросает она и уходит, слегка покачивая округлыми бёдрами.
Дверь уже закрылась, а я всё заворожённо пялюсь, словно эта шикарная крошка всё ещё в кабинете.
Глава 4
Анна
Невыносимый нахал, самодур и далее по списку. Я с юных лет работаю секретарём, поэтому мой список определений для начальствующих лиц у меня богатый. Кирилл Львович — тот ещё тип, с таким характером неудивительно, что у него текучка кадров. Но когда он извинился, причём по-человечески, а не величественно и свысока, будто делая одолжение, — на секунду увидела в нём… не знаю… нормального мужчину, который мог бы мне понравиться, окажись мы в других условиях.
«Нет, Аня, никаких других условий не существует! Есть здесь и сейчас, так что выкинь дурацкие мысли из головы!» — приказываю само́й себе.
Надо всего лишь сделать то, ради чего оказалась в этом месте, а потом… Что будет потом, слабо себе представляю. Вернуться на работу к Манаеву? Но тот меня уже никогда не отпустит с крючка. Найти новое место секретаря? Но сомневаюсь, что Кирилл Львович не поймёт, кто передал сведения о его разработках конкуренту, — слишком умён. А жить в одном городе с таким врагом — себе дороже!
А что, если начать всё с нового листа? Просто взять и уехать? Я ведь всегда мечтала жить у моря. Вдруг там всё у меня получится? В мыслях сам собой визуализируется уютный небольшой домик, шторки которого колышет тёплый ветерок, во дворе играет маленький мальчик с золотистым ретривером, а я режу салат из свежих натуральных овощей, которые купила на небольшом рынке за углом, ожидая прихода мужа с работы. Не это ли счастье?
С грустью кошусь в грязное окно, за которым ноябрьская морось, переходящая в ледяную крошку, глыбы многоэтажек, низкое серое небо и километровая пробка с раздражёнными водителями, зажавшими гудок и орущих матом на подрезающих соседей. Нестерпимо хочется выть, поэтому сцепляю пальцы так, что суставы хрустят.
Все последние годы я жила для других: сперва для любимой мамы, помогая ей бороться с болезнью, — врачи сказали, что я подарила ей пять-семь лет жизни; а теперь для брата, который выныривал из одного чана с дерьмом, чтобы тут же радостно запрыгнуть с головой в следующий. Надо ли удивляться, что у меня нет ни семьи, ни друзей, ничего, кроме умения работать, помогать, тащить... И лишь иногда по ночам позволяю себе орать, закрыв рот подушкой, чтобы не напугать соседей.
А что, если прямо сейчас сбежать? Послать вот всё к чёрту и просто исчезнуть! Бросить в чемодан несколько платьев, любимые туфли, купальник, паспорт и отправиться к морю. Заработанных и отложенных денег хватит на несколько месяцев существования, если не слишком шиковать.
Гоню от себя крамольные мысли. «Будет, Аня, всё будет! Но сперва ты сделаешь то, ради чего оказалась здесь! А вечером пора уже серьёзно поговорить с Ником, сказать, что последний раз вытаскиваешь его!» Хотя сколько было этих последних раз. Со злостью бью кулаком по столу, а затем ещё и ещё, надеясь, что боль отрезвит и вернёт обычное хладнокровие.