В зале появился Никита, возвращавшийся к столу из комнаты мужского уединения, и Надежда, вновь наклонившись ко мне, торопливо зашептала:
– Я хочу, чтобы ты её убил!
Нет, я не поперхнулся пивом, но мне стало очень не по себе. Для того, чтобы окончательно испортить собственную старость мне только не хватало участия в сцене африканской ревности чужой жены! Интересно, это намерение оформилось в голове Надежды спонтанно или оно представляло собой плод продолжительного мыслительного процесса или того, что этот процесс заменяет? Если руководствоваться логикой, то такого рода предложения женщина должна делать мужчине в постели после жаркого секса и бутылки хорошего вина. Но женщины не всегда руководствуются логикой, так что я вполне мог допустить, что желание подтолкнуть меня к убийству созрело в Надькиной голове под влиянием минуты, в состоянии аффекта, испытанного ею негодования, если хотите. Впрочем, это, по большому счёту, в моих глазах её ничуть не оправдывало.
– О ком это ты говоришь? – уточнил я у собеседницы, хотя прекрасно понимал, кого она имела в виду.
– Эту гадину, которая вцепилась в Виктора.
– Не рассчитывай на это! Даже в самом фантастическом своём сне! – отрезал я категорично.
На этом разговор оборвался. Никита вернулся на своё место, подмигнул маме и проговорил негромко: «Я готов, можно ехать».
Через десять минут мы покинули ресторан и неспешно двинулись к выходу. Надежда явно не хотела расставаться со мною, так толком и не договорив, но присутствие сына мешало ей повернуть разговор в нужное русло. Я же оказался очень доволен таким раскладом, потому что не испытывал ни малейшего желания продолжать в высшей степени неприятную беседу.
Уже на стоянке, усадив сына в машину, Надя взяла меня за рукав ветровки и отвела на пару шагов в сторону.
– Я хочу, чтобы ты подумал над моими словами, – строго проговорила она, буравя меня своими карими глазищами. – Тебе не составит труда выполнить мою просьбу. Ты это сделаешь лучше, чем кто-либо другой.
– Нет, это абсолютно исключено! – твёрдо ответил я.
– Я заплачу любые деньги! Я пойду ради тебя на всё. Я соглашусь на любые твои условия… Подумай, я никогда не говорила тебе этого… – Надежда вновь схватила меня за руку, так что я оказался вынужден погладить её пальцы, чтобы освободиться от захвата.
– Тише-тише, сын услышит.
– Не услышит, у меня хорошая машина и у неё прекрасная звукоизоляция.
– Я хочу дать тебе один совет…
– Ну?
– Ты со своими дурными бабьими просьбами не вздумай обращаться к бандитам! Они с тебя денег снимут и тебя же «сольют». Хорошо, если «законникам», а то ведь могут и муженьку. Последнее грозит тебе куда большими неприятностями.
Надежда гневно посмотрела на меня, словно намереваясь испепелить взглядом. Видимо, совет мой здорово ей не понравился; уж и не знаю, что она рассчитывала услышать.
– Знаешь что, Глеб… – Надюша желчно поджала губы и я понял, что сейчас услышу какую-то гадость. – Хочешь, я тебе скажу, кого ты мне напоминаешь?
– Вообще-то, нет.
– А я всё-таки скажу! Ты похож на большого, сильного, доброго пса, но… но при этом совершенно глупого и… и абсолютно беспородного.
– Спасибо, Надежда, я к тебе тоже очень хорошо отношусь.
– И ещё, Глебушка: никогда не произноси слов «ресторация» и «покушать», – язвительно продолжила Надежда.
– А что так, типа, не гламурно, что ли?
– Это лакейские слова, Глеб. Образованные люди слов таких не произносят!
