Невысказанное завещание (сборник) - страница 6

Время хрущёвской оттепели – наиболее плодотворный период в творчестве писателя. Он создаёт значительное число повестей и рассказов: «Рәхмәт, иптәшләр!» («Спасибо, товарищи!», 1952), «Саз чәчәге» («Болотный цветок», 1955), «Кем җырлады?» («Кто пел?», 1956), «Йөрәк сере» («Тайна сердца», 1957), «Ялгызлык» («Одиночество», 1957), «Туган туфрак» («Родная земля», 1959), «Шаяру» («Шутка», 1959), «Рәшә» («Марево», 1962), «Төнге тамчылар» («Ночная капель», 1964), «Матурлык» («Красота», 1964), «Әйтелмәгән васыять» («Невысказанное завещание», 1965), «Җиз кыңгырау» («Медный колокольчик», 1966), «Вөҗдан» («Совесть», 1968) и др. Сам писатель так характеризует своё настроение в эти годы: «Җәмгыятьтә сәяси-иҗтимагый атмосфера йомшарды, гадәткә кергән курку-сагаюлар кимеде, иркенрәк сулый да башладык… Кәеф тә яхшыра төште, эшкә дәрт тә үсте. Бәрәкәтле бу үзгәрешне мин иң элек үземдә тойдым. Сталин вакытында минем әдәбияттагы хәлем шактый мөшкел иде. Читләтү һәм кырын караш җанны бик борчый иде. Хәзер исә мин үземне башкалар белән тигез итеп тоя башладым. Иң мөһиме: үзем теләгәнне үземчә язу мөмкинлеге туды кебек» [Еники, 2004, 5: 179]. «В   обществе смягчилась общественно-политическая атмосфера, снизился ставший привычным страх, и дышать стало легче… И настроение стало повышаться, и трудовое рвение. Эти благодатные перемены я, прежде всего, почувствовал на своих плечах. В сталинское время моё положение в литературе было довольно затруднительное. Отчуждение и косые взгляды чрезвычайно тревожили душу. Теперь я стал чувствовать себя наравне со всеми. Самое главное – стало возможным писать, как я сам этого хочу…»[12]

Внутренним импульсом, побуждающим к творчеству, становится страстное желание сделать людей честными и справедливыми, а для этого, как считает писатель, необходимо вскрыть их пороки: «Әмма безнең җәмгыятьнең тазалыгы өчен борчылу, аңардагы кимчелекләр өчен көенү, шуларны фаш итүдән курыкмау һәм бетерергә өндәү,  – миңа калса, һәрбер намуслы язучының патриотик бурычы ул. Асылда, язучының гражданлык йөзе дә шуның белән билгеләнә түгелме соң?!» [Еники, 2000, 4: 462]. «Но заботиться о нравственном здоровье общества, не взирать равнодушно на его пороки, бесстрашно развенчивать их и обращаться к людям с призывом покончить с ними раз и навсегда – разве это не прямой долг каждого честного писателя, считающего себя патриотом? Разве не этим определяется его гражданское лицо?!» [Еникеев, 1998: 428].

В период оттепели в творчестве писателя актуализируется проблематика национальной идентичности и складывается особая философия бытия: «Кешене дөньяда туган җир, өй, әни, мәхәббәт яшәтә дигән фикер татар аңы, татар менталитеты тудырган фәлсәфә кебек кабул ителә» [Заһидуллина, 2015: 191]. «Идея о том, что человек «жив» любовью к родной земле, дому, матери, понимается как основа национальной философии бытия»[13]. С позиций этой философии раскрываются характеры, конфликты и ситуации в хикая «Кем җырлады?» («Кто пел?»), «Туган туфрак» («Родная земля»), «Матурлык» («Красота»), «Әйтелмәгән васыять» («Невысказанное завещание»), «Җиз кыңгырау» («Медный колокольчик») и др. Разрушительным тенденциям эпохи: утрате духовных и национально-исторических корней, обывательской морали и различным ликам мещанства, отчуждению личности от своего «я», ближайшего окружения, социальной среды, мира в целом, писатель противопоставляет личную и родовую память, ответственность за землю предков, красоту родной природы, поэтические стороны жизни народа, его древнюю историю и великую культуру, духовное богатство и мудрость, отношения, основанные на родстве, близости и любви.