– Смерть не разорвет эту связь, она отсрочит ее исполнение, – сказала я. – Выбор будет. Не будет ситуации без выбора.
– Неужели, мне все-таки придется, – дрожащим голосом зашептала Гулльвейг и только в этот момент Сайрис, наконец, обнял ее. – Неужели я все-таки буду должна…
Так, я осталась единственной, кто уклонился от ответа. Я смотрела Фентхаиму в глаза и ощущала, что ведусь на провокацию, что с легкостью поддаюсь эмоциям и это заводило меня еще больше. Я по себе знала, что смерть ни от чего не избавляет до конца, но умирала только я…
– Лекта? Лекта! С тобой говорят, – краем уха услышала я и мотнула головой.
Ко мне шепотом обращался Велерус, а в мою сторону Фентхаим уже протягивал руку. Заметив, что я вижу его, он повторил:
– Ты позволишь душе Симона освободиться?
Я посмотрела на статуэтку, которую довольно сильно накалила в своих руках, и задумалась. Горе – это не отсутствие в жизни какао-бобов. Это потери по разным причинам и отсутствие справедливости. Любой поступок можно было объяснить, оправдать, осветлить или очернить. Симон уже получил смерть.
– Он был твоим любимым учеником? – спросил вдруг Сфинкс.
– У меня было бесчисленное множество учеников, и я помню каждого, – ответил Фентхаим, не сводя с меня глаз.
– Я за то, чтобы упокоить его душу, – сказал Сфинкс.
Я посмотрела на него изучающее, он ответил мне маской беззаботности. Вздохнув, я снова перевела взгляд на статуэтку. Слова Сфинкса ожидаемо поддержала Гулльвейг. Слава лесу, она немного успокоилась.
Мне же нужен был только артефакт.
– Как это сделать? – спросила я.
– Ты освободишь Симона сама? – уточнил старец.
– Да.
– Обойди хижину. Если твои помыслы чисты, тебе явится дерево, – пояснил Фентхаим. – Коснись его артефактом, и душа освободится. После, статуэтка по праву станет твоей.
И я встала и вышла.
До встречи с Фентхаимом и его необычной хижиной мы ехали по местности практически без деревьев. Я шагала, глядя под ноги, и думала о том, что, оказывается, не все можно было объяснить магией. Планы, Боги, демоны… мысли сбились от терпкого запаха багульника.
Я подняла глаза и увидела перед собой в пределах частокола неизвестное мне большущее дерево с белой, закручивающейся листвой. Такое за хижиной я бы еще с дороги заметила, но его здесь раньше не было!.. Массивный ствол могли обхватить три таких человека, как Сфинкс. Подойдя ближе, я заметила на коре… лица самых разных по расе существ! Ни у кого из них не было глаз, но выражения лиц разнились: здесь были и радость, и печаль, и страх. Я посмотрела на статуэтку с мыслью о том, что Симон мог много знать о «Шаан» и вообще, но чтобы говорить с душами, нужен шаман, а искать его времени не было. Когда я коснулась ствола артефактом, то на его свободном месте без всяких нитей магии образовалось лицо Симона без глаз. Оно выражало ярость.
– Так тебе и надо, – тихо сказала ему я и посмотрела на статуэтку.
На оливковых нитях вокруг нее больше не было узелков.
Краем глаза я увидела Велеруса. Он стоял на углу и наблюдал. Я улыбнулась и, поймав порыв ветра, снова всмотрелась в дерево, чья листва никак не отреагировала на изменения погоды. Если хижина, как сказал Фентхаим, с Эфирного Плана, выходит, и дерево тоже… Я оглядывала его, пытаясь запомнить, и тянула время, не желая возвращаться.
Вдруг от отпечатка лица Симона на коре стала образовываться бесцветная ниточка. Она потянулась к листве и потерялась за ней в высоте. На глазах на нее принялись нарастать такие же, и совсем скоро она стала толстой, словно канат. Я уже видела нечто подобное над Гулльвейг в склепе.
